После перехода из церкви на паперть литургическая драма потеряла свой существеннейший признак — неразрывную связь с церковным календарем. Если раньше литургическая драма являлась прямым продолжением литургии и инсценировки, посвященные воскресению или рождению Христа, могли быть показаны только в дни пасхи или рождества, то теперь такая прямая зависимость уже не была обязательной. Представления литургических драм на паперти могли и не связываться с теми службами, которые происходили внутри церкви. Литургическую драму стали устраивать в шумные ярмарочные дни, когда город наводняли приезжие купцы, ремесленники и крестьяне из ближайших деревень, когда можно было собрать перед храмом огромную толпу и заставить ее, восхваляя религиозное действо, превозносить благочестие горожан, их добротные товары и дешевые цены. Литургическая драма была немалой приманкой для приезжих и неожиданно для самой себя способствовала оживлению ярмарочной торговли.
Не стесненная более рамками мессы, литургическая драма, естественно, расширила свои темы и сюжеты. Находясь внутри церкви, религиозные инсценировки драматизировались только за счет диалогизации канонического евангельского текста, теперь материалом для литургических драм могли служить, помимо евангелия, еще ветхий завет и апокрифические сказания.
Библия и апокрифы, несмотря на свой мистический характер, содержали очень яркое изображение житейских эпизодов, в которых человеческие страсти и повседневный быт существовали рядом с возвышенными сказаниями и чудодейственными превращениями. Особенно благоприятными для драматизации были так называемые «жития святых», популярные народные легенды о деве Марии и святых апостолах, которые вмешивались в людские дела и, наказывая злодеяния, давали возможность восторжествовать угнетенной добродетели. Черпая сюжеты из многочисленных библейских эпизодов и разнообразных апокрифических легенд, литургическая драма необычайно обогатила свою тематику, расширила круг персонажей и, самое главное, получила легальную возможность более свободно воплощать в религиозных сюжетах живые черты современной жизни. В литургической драме появились легендарные персонажи, к которым можно было относиться без особого пиетета, и этих персонажей стали наделять вполне обыденными характеристиками. Среди религиозных героев все чаще и чаще выступали и простые смертные, принимавшие участие в деяниях пророков и святых.
Литургическая драма, устраивавшаяся в ярмарочные дни и обслуживавшая тысячную толпу весело, по-праздничному настроенных горожан, могла претендовать на успех только в том случае, если она была понятна всей массе народа. Латинская речь, употребляемая обычно в мессе и инсценировках внутри церкви, была для этой цели малопригодна. Поэтому латынь начали постепенно заменять национальным языком и даже местными наречиями. Самые ранние литургические драмы, вышедшие на паперть, уже содержали наряду с латинским языком и национальную речь: так, например, было с «Девами мудрыми и девами неразумными». Но в дальнейшем латынь сохранилась лишь в прологах пьес и в тех ремарках, которые в большом количестве сопровождали текст литургических драм. Последнее обстоятельство указывало на то, что устроителями представлений оставалась по-прежнему духовенство: пролог, являющийся разновидностью церковной проповеди, обычно читал священник; латинские ремарки были рассчитаны на духовное лицо, указывавшее исполнителям способы и условия игры. Наиболее почтенные роли литургической драмы, например, роль бога, Христа или девы Марии, исполняли священники по-латыни, в то время как остальные роли играли благочестивые любители театрального искусства, которых отбирали священники из своей паствы. В результате такой двойственности состава исполнителей наряду с торжественным традиционным песнопением появлялась в литургической драме и обыденная разговорная речь, которая, конечно, пользовалась у зрителей большим признанием, чем латинские речитативы священников. Но еще больше контрастировали с общим тоном религиозного представления сцены дьяволят, так называемые diableries, которые с, огромным темпераментом и истинной веселостью разыгрывали городские гистрионы, специально приглашаемые на эти опасные для праведных христиан бесовские роли.
Общий стилевой облик литургической драмы был достаточно противоречив и составлялся из торжественного риторического действа, бытовой обыденной игры и буйных буффонных представлений. Каждое из этих направлений имело своих носителей: первое создавалось по традициям исполнителей церковной службы, второе было результатом безыскусного самодеятельного творчества мирян, а третье порождалось профессионально изощренным мастерством народных увеселителей — гистрионов.