Миракль начинается с действенного события, но действенность эта имеет своеобразный характер. В то время как фабульное развитие драмы достигает уже значительной степени, психологическая обрисовка персонажей остается по-прежнему примитивной. Средневековые писатели, умея показывать непосредственно сменяющиеся на сцене происшествия, совершенно не умели передавать непосредственную живость человеческих чувств, вызываемых происшествиями.
Амис и Амиль увидели друг друга. Но вместо того, чтобы с первого же взгляда заметить поразительное сходство и с радостным восклицанием броситься в объятия, Амиль и Амис начинают с педантичной точностью рассказывать о себе длинные истории и, только закончив повествование, приходят к заключению, что отыскали друг друга. Непосредственный акт узнавания заменяется узнаванием как логическим выводом. Чувства не запечатлеваются в их естественном выражении, а описываются самими героями, как посторонние для них состояния. Поэтому действия персонажей порождаются не внутренними переживаниями, а внешними поводами, обусловленными движением фабулы.
Узнав друг друга, товарищи тут же решают идти вместе искать «способа отличиться». Действие переносится в Париж. Король милостиво принимает Амиля и Амиса. В это время приходит известие о враждебном выступлении соседнего непокорного феодала. Амиль и Амис отправляются на поле брани, и через мгновение гонец сообщает о победе королевского войска, во главе которого стояли доблестные друзья. Они захватили в плен мятежных рыцарей, и теперь их чествуют все, как истинных героев. Один из царедворцев предлагает в награду Амилю жениться на его дочери — красавице Любине, но Амиль отказывается от этой высокой чести в пользу своего друга Амиса. Так как тот и внешностью и достоинствами совершенно схож с Амилем, то отец невесты охотно отдает свою дочь Амису.
Амиль своим поступком вызвал еще большее восхищение всех присутствующих и пленил даже дочь самого короля. Она просит Амиля проводить ее домой и, как истинная участница средневековой драмы, говорит юноше, только что приехавшему в Париж, что она не спит из-за него ночей.
Вторая часть миракля связана с злоключениями Амиля, позволившего себе дерзновенное ухаживание за королевской дочерью. Завистливый царедворец Ардрэ, проследив за нежной парой, доносит обо всем королю. И Амиль принужден, спасая честь королевской дочери, объявить Ардрэ лжецом и вызвать его на дуэль. Но драться сейчас он не может: ему надо поговорить с другом. При встрече с Амисом Амиль сознается, что с нечистой совестью он боится вступить в поединок. Амис решает ехать на дуэль вместо товарища.
В своих взаимоотношениях Амис и Амиль имеют полную возможность перекладывать друг на друга свое счастье и свои горести. Они как бы сливают свои самостоятельные жизни в некую единую общую жизнь, в которой уже не существует противопоставления «я» и «он». Христианский догмат «люби ближнего, как самого себя» может полностью осуществиться. Абсолютное физическое сходство товарищей дает ему возможность из моральной заповеди превратиться в конкретные бытовые действия. Абстрактная альтруистическая идея приобретает житейскую материальную форму.
Снова действие переносится в королевские покои. Настал день поединка, а Амиля все нет. Король в гневе, он готовится сжечь на костре свою жену и дочь, поручившихся на трусливого рыцаря. В это время появляется Амис, которого все принимают за Амиля. Он смело клянется, что совершенно но причастен к тому злодеянию, в котором его обвиняет гнусный обманщик Ардрэ, и убивает клеветника на дуэли. Король в восторге от доблести юноши и теперь уже сам предлагает ему жениться на своей дочери. И вот Амис принужден поклясться, что женится на дочери короля, в то время как он сам давно женат на Любине.
Наказанию за преступную клятву посвящена последняя часть миракля. Первая клятва Амиса, совершенно лживая, оговаривающая Ардрэ, считается справедливой, и бог не только не наказывает Амиса, а посылает ему победу. Вторая же его клятва, сделанная по принуждению и не несущая за собой никаких дурных последствий, истолковывается высшими силами как великое клятвопреступление. В первом случае вина Амиса была бесспорной, так как он вводил всех в обман, выступая от лица Амиля, но формально он был прав: его, Амиса, Ардрэ ни в чем обвинить не мог, и поэтому клятва считалась законной. Во втором случае вина Амиса была только формальной: Амис клялся, зная, что не он сам, а его друг выполнит обещание и женится на дочери короля, но клятва становится преступной, так как женатый человек формально не имеет права клясться, что женится еще раз. Житейское представление об истинном и ложном поведении людей подчинялось отвлеченному, схоластическому морализированию. Так было в жизни, так было и в театре.