Из всего этого видно, что Косинский действительно был видной и влиятельной личностью, дававшей тон и направление самому движению[144].
Состоя в числе низовых казаков, Криштоф Косинский, по укоренившемуся издавна между низовцами обычаю, ушел, вследствие полного затишья, на зимнее время из Сечи на Украину «на приставство, домованье», чтобы «долежать» там зиму, а с весной, когда зашумят травы в лугах и потекут речки в берегах, снова спуститься на Низ. Вместе с Косинским «долеживали» зиму и много простых казаков. Все они находились в Белоцерковщине. Были ли у них раньше какие-нибудь замыслы, когда они находились еще в Сечи, или же эти замыслы пришли в головы казакам уже на «лёжах», в точности неизвестно, но движение началось в последних числах декабря 1591 года. Казаки захотели посчитаться с некоторыми пограничными панами и, снявшись с лёж, прежде всего, в начале января 1592 года, «гвалтовне» напали на дом белоцерковского подстаросты, князя Курцевича-Булыги, мстя ему за какую-то неправду («снать з направы чиее»). Наскочив на дом Булыги, казаки проникли в его «комору», забрали у князя имущество и шкатулку с деньгами, клейнодами и листами; между последними были так называемые мамрамы, то есть особые для вписывания панских приказов бланки, вверенные Булыге белоцерковским старостой князем Янушем Острожским, а также некоторые жалованные грамоты и привилегии, данные князьям Острожским на староства, маетности, грунты[145].
О первом движении Косинского и казаков скоро узнал король Сигизмунд III и уже в половине января того же года снарядил особую комиссию и издал королевский лист с обращением к Волынскому населению сообщать комиссарам сведения о действиях своевольных людей и с приказанием всем урядам карать по закону бунтовщиков. В своем универсале король говорил о дошедших до его слуха сведениях касательно действий некоторых своевольных людей в воеводствах Волынском, Киевском и Брацлавском. Не обращая внимания ни на верховную власть, ни на посполитое право, своевольные люди делают неслыханные шкоды, большие кривды, убийства и грабительства в разных местах, местечках и селениях воеводств. Поэтому, чтобы предупредить действия своевольных людей, всем старостам, державцам, урядникам и посполитым воеводства Волынского предписывалось помогать комиссарам в расследовании своевольных людей, ловить и представлять их на суд, а в случае ухода из местечек – доставлять комиссарам списки их[146].
Во главе комиссии поставлен был официальный старшой казацкий, снятынский староста Николай Язловецкий. Не довольствуясь предписанием короля Сигизмунда жителям Волынского воеводства, сам Язловецкий отправил в Запорожье воззвание к казакам с приказанием оставить «лотра» Косинского и повиноваться правительству. Эти приказания повторены были несколько раз, и в одном из них, писанном 10 марта, Язловецкий грозил казакам поднять против них оружие и жестоко наказать за все бедствия, причиняемые ими населению волынскому[147].
Но предписания эти, как старшого, так и самого короля, не имели никакого действия на казаков и Косинского.
Взяв Белую Церковь, казаки вслед за тем взяли Киев, а после Киева, как пишет Костомаров, – несколько других городов[148], причем оружие и порох забирали с собой, жителей или убивали, или заставляли присягать себе на послушание, замки и места королевские и панские жгли и опустошали[149].
Запасшись всем необходимым в Белой Церкви, Киеве и других смежных с ними городках, казаки спустились на Волынь и Подолию и расположились в имении князя Константина Острожского Острополе[150]. Стоя в Острополе, Косинский взял несколько других городов, принадлежавших князю Острожскому, и подверг их опустошению. Главной заботой Косинского было насаждение везде казацкого присуда вместо панского, то есть распространение казацкого суда на шляхту, мещан и селян.
Так простоял Косинский все лето безбоязненно в Острополе. В августе этого года[151] против него пытался действовать князь Острожский, но он был разбит казаками и потерял свое войско[152].