Во всяком приморском городе лучшим местом для прогулок считается берег. Но приморский город Константинополь лишен берегов. Берега Босфора и Золотого Рога застроены так, что доступ к тому и другому пресечен (за исключением небольших пролетов, соединяющих сушу с водной стихией). Для того чтобы сделать доступными Босфор и Золотой Рог, какая-то компания хочет построить искусственную насыпь взамен утраченных берегов. Хорош же приморский город, где доступа к морю нет и где взамен естественного берега требуется устроить искусственный! Но устроят ли этот последний и когда, — остается неизвестным. Во всем Константинополе нет ни одного сквера, ни общественного сада, ни бульваров. Если хотите подышать среди зелени, ступайте в частный, кем-либо арендуемый сад — и платите деньги за вход. Во всем Константинополе нет ни одной скамейки, где бы можно было отдохнуть усталому путнику. Если хотите отдохнуть, идите в ресторан, спросите себе кофе — и полу́чите при этом стул. Прекрасные рощи позади Св. Софии, близ моря, остаются в забросе: ни дорожек, ни скамеек; я видел, как здесь разгуливают стреноженные лошади. Здесь и ресторана нет. Сиди на чем хочешь и как хочешь. Большинство публики не пользуется экипажами: в них неудобно разъезжать по головоломным улицам; да и извозчичьи экипажи дороги. Публика предпочитает пешее хождение езде на коне. Правда, по некоторым более широким улицам проведена конно-железная дорога, и ею многие пользуются. Но на взгляд, не привыкший к константинопольским порядкам, эта конка кажется безобразием. Окна вагонов без стекол, но с железными решетками (?); впереди вагона бежит скороход и что-то громко кричит, вероятно, предостерегая толпу, причем в его руках обретается скалка, которая и гуляет по плечам встречных зевак. Я видел, как однажды удар пришелся на долю моего кир-Димитрия. При этом я спросил его: «Что, больно?» Но ответа не последовало. Из этого заключаю, что скалка не шутит.
Как все восточные города, Константинополь до страсти любит торговлю. Главный торговый пункт — это так называемый Безештан в Стамбуле, знаменитые константинопольские ряды. Из любопытства я был там, но не остался доволен виденным. Ряды устроены прихотливыми уступами, на которых легко вывихнуть ноги. Товары не разделены по их разрядам, а чередуются в хаотическом беспорядке. Торговцы, случается, не сидят и не стоят, а благодушно лежат на залавках, вытянувшись во всю длину роста, без верхнего платья — в одних рубашках и брюках. «Иды суда, каспадын», — приглашал меня подобный армянин купить что-то, но я ничего не покупал, потому что не собирался делать покупок. Вообще нередко случалось, что по каким-то приметам узнавали во мне русского, — и я слышал приветливые возгласы: «Русь!», «Русский!» Безештан мне скоро надоел, и я с удовольствием ушел отсюда.
Хаотический беспорядок, выражающийся в причудливом, чередовании одного рода торговли с другим, свойствен и Пере. И здесь можно видеть рядом ювелирный магазин и грязную мясную лавку. Торгуют везде — на улицах, на перекрестках и даже среди улиц. Я видел, как продавец стеклянной посуды, нимало не стесняясь, разложил свой товар среди улицы (конечно, не самой бойкой), а сам лег рядом. Нужна большая осторожность, чтобы не раздавить ногами разложенные где ни попадя товары. Все торгующие неистово кричат, галдят, выкрикивая свой товар. Но иные торговцы орут только что-то вроде: «беш-пара́» или «ерми-пара́», т. е. указывалась прямо стоимость товара без обозначения самого товара. Очевидно, торгаш заманивал покупателей дешевизной. Вдобавок к этим крикам присоединяется особенный своеобразный звон из лавочек с шипучими водами. Таких лавочек очень много по всем улицам. У продавцов шипучих вод в течение целого дня (от 6 часов утра до 9 вечера) звонит механическим способом машина, издающая пронзительный звук, весьма похожий на звук будильника. Зачем это делается, не знаю, но таков обычай.
На улице стоит стон-стоном целый день. Идя по улице, не только можно купить все, что вам угодно, но и исправить ваш туалет. По всем бойким путям на узких тротуарах сидят по-турецки и прижавшись к стенам зданий прилично одетые, подобно всем мелким торговцам, особые человеческие существа, профессия которых состоит в чищении сапог и брюк, пылящихся среди уличной неряшливости. Эти чистильщики сапог (греки, турки и славяне) имеют подле себя небольшие ящики, обитые сверху медью, служащие и вместилищем их инструментов, и подставкой для ноги клиента во время совершения операции. Несправедливо некоторые утверждают, что будто это народ назойливый, позволяющий себе хватать за ноги проходящих в виде приглашения к операции[94]. Чистильщики сидят смирно, громко постукивая щеткой о медь ящика, и таким образом напоминают о своем существовании и о готовности к услугам. Операция стоит 10 пара́ (2 коп.). Я узнал, что большинство чистильщиков — глухонемые, т. е. значит, эти несчастные нашли себе приличное занятие, обеспечивающее их жизнь, но не требующее употребления языка, который у них не действует, как должно. В Галате, людной части города, сапожных чистильщиков очень много. Я всегда пользовался их услугами.
94
Так утверждается в одной корреспонденции, напечатанной в «Московских Ведомостях» в каком-то осеннем номере 1891 г.