До отплытия парохода у меня оставалось еще более часа, и я не знал, что мне делать. Каюсь, я скучал от «великого Принципа». Рейс обратно в Константинополь ничем не был ознаменован. Помню твердо одно: когда стал вдали обрисовываться Константинополь, то я заметил, что особенно как-то выделяется одно здание, как будто знакомое мне и как будто не совсем знакомое. Обращаюсь за справками к кир-Димитрию и получаю в ответ, что это видимое мной здание есть Св. София. Вглядываюсь пристальнее и действительно узнаю, что это Св. София, но не та София, которую я видел с рейда прежде, а какая-то особенная: казалось, что она или уходила в высь небесную, или спускалась оттуда. Я не думаю, чтобы это был обман зрения (со мной был хороший бинокль). Нет, юстиниановские архитекторы Софии, когда составляли план храма и потом строили сам храм, приняли во внимание законы перспективы; но они мало заботились о том, какой София может казаться со стороны Константинопольского пролива и нашей Скифии, а употребили все старание на то, какой она будет казаться со стороны Мраморного моря, с той стороны, с которой приезжали в столицу Византийской империи царственные особы, послы более цивилизованных и богатых стран западных, римские папы. Интересно было бы знать: верно ли мое предположение, или я ошибаюсь?
В Скутари, азиатском предместье Константинополя, раскинувшемся прямо против города, я не имел удовольствия быть. Но в этом виновен не я, а мой «верный Рычарда» — кир-Димитрий. Много раз я говорил ему: «Поедемте в Скутари», а он обыкновенно отвечал: «Да там нечего смотреть». В самом деле, есть ли на что смотреть в Скутари, я сам не знал. Правда, я читал или слыхал, что в Скутари находится большое и роскошное турецкое кладбище. Но откровенно говоря, турецкие кладбища (их везде много) с их меланхолическими кипарисами мне давно прискучили. Разумеется, я мог бы настоять на том, чтобы кир-Димитрий свозил меня в Скутари. Но меня несколько пугала следующая перспектива: ну, положим, что приедем в Скутари, сойдем на берег, что же дальше?.. Вдруг кир-Димитрий скажет: «Вот мы приехали, ведите меня, куда хотите, я за вами последую». Что я мог бы на это сказать и как в подобном случае нужно было бы поступить? Одним словом, если я, не побывав в Скутари, что-либо из-за этого потерял, то жестокие укоры моих читателей пусть обращаются по адресу моего несговорчивого проводника.
Накануне отъезда из Константинополя я решился сделать прогулку в Буюк-Дэрэ, летнее местопребывание русского посольства. О привлекательности этой местности я много слышал и читал. Действительность, к счастью, не обманула меня на этот раз. Буюк-Дэрэ оправдало свою славу. Часов в 8 утра я уже был на пароходе, совершающем рейсы по Константинопольскому проливу. Путь предлежал не короткий. Около двух часов неслись мы, осеняемые флагом с изображением луны и звезд. Приехали. Дворец русского посла расположен на самом берегу Босфора и передним фасадом смотрит на волнующуюся стихию. Кроме дворца здесь летняя церковь, много зданий для членов посольства, благоустроенные службы, — а позади великолепнейший парк, ползущий по гористому побережью. Меня занимал больше всего этот парк. Парк чудесный; быть может, есть другие подобные же и даже лучшие парки на Босфоре, но я их не знаю. Роскошная культура растений, изящество плана, обдуманное распределение беседок и других мест отдыха, хозяйственный присмотр за парком — все это делает посольскую дачу очень уютным местечком. Не хочется уходить отсюда, особенно когда вспомнишь, что уходить-то приходится в… Константинополь. Представьте: в парке растут в грунте великолепнейшие лавровые деревья, ростом с нашу березу. Множество винограда, груш. Вдобавок к этому тишина и благорастворение воздуха.
Идя парком, я поднимался все выше и выше, совсем не замечая этого, и не чувствовал ни малейшей усталости, хотя подъем был длинен и довольно крут. Поднявшись в самую возвышенную точку парка, я заметил какое-то здание, хорошенько присмотревшись к которому, я принял его за метеорологическую станцию, чем оно и в самом деле оказалось. Подойдя к самой станции, я не мог не соблазниться двумя вещами: во-первых, мне захотелось попасть на плоскую крышу здания, откуда, по моему соображению, должен открываться красивый вид; а во-вторых, возле самого здания находилось развесистое дерево со спелыми грецкими орехами: мне захотелось полакомиться этими последними. Для того чтобы удовлетворить свои желания, я должен был обратиться к лицу, заведующему станцией, что я и сделал. Хозяином метеорологической станции оказался молодой флотский офицер Д., который охотно вызвался удовлетворить все мои желания. Он сводил меня на верхнюю площадку здания, показал мне различные инструменты, употребляющиеся в деле метеорологии, объясняя их значение (но я, не обладая даже элементарными познаниями из физики и математики, ничего из его объяснений не усвоил). Затем он приказал своему матросу нарвать грецких орехов и повел меня в свое помещение, которое казалось маленьким дворцом. Появились на столе грецкие орехи прямо с дерева, потом самовар и, наконец, какое-то самосское вино, которое хозяин очень расхваливал, но я едва ли на этот раз оказался на высоте своего призвания. Угощая меня с чисто русским гостеприимством, хозяин вдруг воскликнул: «Какая досада, что я не могу попотчевать вас супом из черепахи!» «Какой такой черепахи?» — с удивлением спросил я. Хозяин объяснил мне, что в парке водятся черепахи в натуральном состоянии и что иногда, когда ему вздумается полакомиться супом из черепахи, он приказывает своему матросу поймать черепаху, что тот с успехом и исполняет. «Вчера, — прибавил г-н Д., — матрос поймал для меня черепаху, но она, негодная, за ночь куда-то убежала». Скажите: в парке водятся черепахи, и их ловят, точно домашних кур!