В заключение (Schluss) своего сочинения Рейш делает следующие общие выводы: целью индексов было препятствовать распространению еретических и других неугодных католической Церкви сочинений и поставить все книгопечатание под надзор римской курии. Но эта цель и с самого начала мало достигалась: она преследовалась лишь там, где существовала инквизиция. Рейш рассказывает следующий анекдот, свидетельствующий, что сожжение книг даже могло более содействовать их распространению: в Майнце один книгопродавец высказал сожаление перед иезуитом, что наступил застой в книжной торговле, что стало очень мало покупателей книг. Иезуит велел ему все лютеранские книги, какие только у него были на складе, сжечь, но лишь только было узнано об этом, как в несколько дней книгопродавец продал больше книг, чем прежде мог продать во многие недели. Как строго исполнялись католиками предписания индексов — трудно сказать, но зато, несомненно, у иных из них развилась страсть к запрещенному плоду, следуя латинскому изречению: «nitimur in vetitum». Один католический писатель XVI в. говорит о парижских теологах, что многие из них прежде и не слышали о тех книгах, которые признаны запрещенными, а узнали о них из индексов; узнав же, старались добыть их для себя, о чем они раньше и не подумали бы. Протестантские ученые внесение их сочинений в индекс считали своего рода рекомендацией. Вообще Рейш находит, что хотя индекс мог предохранять католиков от чтения книг, признанных вредными, однако эта выгода приобреталась дорогой ценой: 1) чтение Св. Писания было более или менее затруднено; 2) изучение Библии и отцев Церкви через запрещение некоторых изданий сделалось затруднительным для ученых; 3) вообще научные занятия католиков вследствие этого встречали большие препятствия; 4) в странах, где была инквизиция, пользование для ученых иностранной литературой стало невозможным; 5) Паллавачини говорил, что страх перед индексом удерживал писателей от литературного труда, а типографов — от печатания книг. Как много книг ради страха перед индексом остались ненаписанными, а написанные — ненапечатанными! Ведь книга из-за одного выражения могла очутиться в индексе.
Сочинение Рейша отличается многими качествами. Лучшим из них нужно признать беспристрастие. Протестантский автор изображает борьбу католической Церкви с Реформацией, но говорит об этом так спокойно, как будто бы дело касалось чего-то совершенно постороннего для автора. Он точно откуда-то сверху смотрит на то, что происходило в здешнем мире. Можно себе представить, как описал бы эпоху протестантства XVI в. католик! Особенную черту беспристрастия автора составляет то, что он оправдывает от нареканий католическую Церковь там, где она заслуживает оправдания, от нареканий, какие раздаются из лагеря именно протестантского. Он задает себе вопрос: требовали ли индексы ради интересов католичества каких-либо изменений и подмен в изданиях древних церковных писателей — и отвечает: упрек в изменении текста отцев Церкви индексам сделан быть не может. Далее: справедливо ли думают протестантские полемисты, что будто католические издатели патристических сочинений позволяли фальсификации, — и отвечает: несправедливо, потому что считающееся фальсификацией есть простое следствие некритичности издателей. При рассмотрении этого последнего вопроса — о достоинстве изданий св. отцев, — он не думает отдавать предпочтение единоверным протестантам, он замечает: «И внутри, и вне стен Илиона одинаково встречаются грехи». Далее: можно ли думать, что издания св. отцев, сделанные по поручению самих пап, в чем-либо и где-либо подделаны — и отвечает: нет и нет. С другой стороны, описав деятельность Римской церкви и католических властей, выразившуюся в различного рода запрещениях книг, автор не скрывает, что в «протестантских странах историк находит много аналогичного с римской инквизицией и законодательством, касающимся индекса». Одна партия протестантов запрещала книги другой протестантской партии; лютеранское правительство запрещало печатание и распространение папистических сочинений. Даже однажды у лютеранских властей шла речь об индексе, замечает Рейш. И сожжение книг также имело место в протестантских странах, и притом сожжение под звуки труб, и рукой палача и пр. Итак, сочинение Рейша нужно признать вполне беспристрастным. Что касается интереса книги и учености ее автора, то о первом, кажется, можно составить понятие по тем выдержкам, какие мы представили выше, а глубокая ученость автора явится несомненным фактом для всякого, кто развернет книгу и прочтет хоть несколько страниц из нее. Сколько таких полезных и умных исторических книг, как книга Рейша, появляется ежегодно в протестантской Германии — мы не знаем. Но если таких книг выпускается в свет хоть десяток каждый год, то наука, плодящая подобного рода книги, заслуживает полного уважения со стороны всякого просвещенного человека.