Конечно, правила эти сами по себе могли давать гарантию, что книга, не заслуживающая осуждения, не будет осуждена; но на практике индекс-конгрегация и инквизиция держались правил нетвердо и позволяли себе отступать от них, ко вреду авторов: на это в истории весьма часто слышатся жалобы. Раньше издания правил Бенедикта и позже них можно встречать множество жалоб на невежество цензоров и их небрежность. В XVII в. в числе членов индекс-конгрегации и инквизиции, кардиналов, было мало лиц, сделавших себе имя в науке и способных вести свое дело. Так, в начале XVIII в. иезуит Добентон писал известному Фенелону: «У инквизиции так много дела и так мало людей, которые бы хотели или способны были заниматься порученным им делом, что проходят годы, прежде чем известная книга подвергнется осуждению, если она толстая». А Арнольд, французский богослов, несколько раньше писал: «Бо́льшая часть членов инквизиции — люди невежественные; если папа из уважения к ходатайствам светских властей назначает в кардиналы лиц неспособных, то по крайней мере в члены инквизиции следует назначать только таких кардиналов, кто действительно теологи». Другой писатель, Лука Голстений, сам принадлежавший к числу консультантов, в 1633 г. писал одному другу из Рима: «Здесь находится несколько ученых мужей, которые могли бы сделать много добра, если бы они видели, что их стремления находят оценку. Но здесь ценится все другое, а не наука; благодаря заговору невежественных цензоров против лучшей литературы, ученые занятия здесь не могут поднять своей головы. Недавно в индекс-конгрегации, когда речь шла об исправлении Геснеровой «Библиотеки», один пользующийся влиянием кардинал, в присутствии меня и других лиц, очень неодобрительно отозвался о многих известных писателях, сказав: «Если бы мне нужно было выразить свое мнение относительно книжного дела, то я объявил бы, что бо́льшую часть книг в особенности гуманистических, следует сжечь, а оставить только несколько теологов, да юристов». Представь себе, каково мне было слушать это. Я проглотил эти слова, но не осмелился выступить на защиту литературы против такого предрассудка. Но я, по крайней мере, вот что сделал, когда увидел, что те слова открывают прямой путь к погибели добрых книг: с тех пор я ни ногой в индекс-конгрегацию. Ты скоро узнаешь, что ученейшие книги Скалигера, Ривия будут запрещены. Говорю это тебе на ухо, ибо здесь без опасности нельзя высказывать жалоб на такие вещи». О жалобах на неспособность членов индекс-конгрегации отличать действительно вредные книги от кажущихся таковыми, в позднейшее время, будем иметь случай упомянуть впоследствии.