Средства к образованию духовенства давали те же школы, в которых учились и миряне. Школ сугубо для клириков не было. Это были общеизвестные средневековые школы, курс которых распадался на trivium и quadrivium. Под trivium понимались грамматика, диалектика и риторика, а под quadrivium — астрономия, геометрия, арифметика и музыка. Скажем несколько слов о характере преподавания наук в этих школах, чтобы иметь понятие о просвещении духовных лиц, прошедших эту школу. Если кто хотел слыть образованным человеком, тот в рассматриваемую эпоху изучал грамматику, диалектику и риторику; что же касается наук, входящих в круг quadrivium’a, то изучение их встречалось очень редко.
Итальянское образование, как и естественно, оставалось в связях с тем образованием, которое когда-то давалось еще римлянам. Римлянин прежнего времени жил не столько дома, сколько на форуме; здесь он показывал свои познания, здесь же он делал из них различное практическое применение. Поэтому от него в особенности требовалось умение говорить красиво и увлекательно. Средневековые учителя итальянских школ не могли отрешиться от устарелых традиций. Они все еще продолжали учить учеников так, как будто они готовились к деятельности на форуме. Искусство речи эти учителя ставили главной целью; риторику они называли прекрасным светильником рода человеческого; все еще толковали о Цицероне как достойном удивления образце. Учителя мало заботились о содержании речи; форма вытеснила содержание и стала сама себе целью. Мы слышим только о похвалах, расточаемых то ловким и искусным заключениям, то изящному стилю, то цветам красноречия и т. д. Если хотели выразить почтение образованному человеку, то его называли ритором. Истина, которую должен преследовать оратор, ни во что не ставилась; отверзался свободный доступ для лжи и выдумок. Отношение трех наук trivium’a одной к другой было лишь такое: грамматика научала понимать язык, диалектика учила логическому построению выражений, а риторика была настоящим искусством речи. Грамматика, как действительная наука, сама по себе имела мало цены. Главная цель грамматических упражнений состояла в ознакомлении с латинским языком. Что касается собственно духовенства, то оно большей частью не шло дальше изучения этого праотца итальянского языка, а о других языках мало заботилось. Немецкий язык весьма редко кто знал из числа духовных лиц: знание его было случайностью. По-французски, кажется, в духовенстве никто не знал. С еврейским языком пастыри того времени были совершенно незнакомы. Ансельм Бизанценский еврейские слова и буквы употреблял в качестве магических формул. Разве только один Дамиани кое-что смыслил в еврейской грамоте. С греческим языком дело было лучше. Византия долго пользовалась господством над большей или меньшей частью Италии, вследствие чего было соприкосновение между итальянцами и греками, а это вело к тому, что по-гречески понимали многие из итальянцев. Житие св. Нила первоначально было написано по-гречески, некоторые из документов составлены были тоже на греческом языке. В особенности заметно значение греческого языка в духовенстве XI в. Сведения духовенства в классической литературе, особенно латинской, были довольно значительны. Именами и фактами из классической мифологии и истории духовные ораторы пользовались единственно в видах украшения речи. Истории, как науки, не существовало: ею пользовались с риторическими целями или для того, чтобы при ее помощи доказать то или другое положение. Во времена Дамиани, кажется, встречались даже такие люди, которые отвергали пользу истории и находили знание прошедшего совершенно лишним. Царила риторика, и перед ней все преклонялись. Самая диалектика была только служанкой риторики, а с диалектикой связывалось все то, что тогда называлось философией.
Что касается наук или искусств, составлявших собой quadrivium, то их редко изучали миряне, а еще реже лица духовные. Правда, некоторые духовные лица знали, например, астрономию, но их знание ограничивалось тем, что они умели составлять гороскоп. Науками математическими духовные лица занимались лишь настолько, насколько это было нужно для астрономических целей, или точнее — астрологических. Относительно изучения последнего из свободных искусств — музыки, нужно сказать, что хотя в Италии не прекращалось существование певческих школ, но в X и XI вв. они далеко не были в цветущем состоянии.
Считаем не излишним сказать несколько слов о библиотеках, которые были в распоряжении духовенства и монашества. Ввиду того, что получение образования обходилось в то время дорого — сколько-нибудь серьезное образование требовало целой тысячи и более солидов, — библиотеки должны были служить средством к восполнению пробелов по части просвещения духовных лиц. Церкви и монастыри сделались естественными местами, где составлялись библиотеки, ибо ни одна церковь и ни один монастырь не могли обойтись без книг, по крайне мере богослужебных. Более ревностные аббаты очень заботились о том, чтобы устраивать библиотечки при церквах и монастырях. У некоторых духовных лиц подобная заботливость переходила в страсть. Так, биограф Бенедикта Хиузасского говорит об этом последнем, что ни один князь и ни один рыцарь не восхищался так великолепным оружием и красивыми лошадями, как Бенедикт — множеством книг. Эту склонность Бенедикта разделял и хиузасский библиотекарь, Геральд, который предпринимал путешествия с вышеназванным лицом ради обогащения их монастыря новыми книжными сокровищами. Одним из самых ревностных собирателей книг был аббат Иероним Помпозасский; он без всякого разбора собирал в устрояемую им библиотеку всякие книги, какие только ему попадались. Тем не менее он составил такую замечательную библиотеку, какой не было даже в Риме — к великому прискорбию монахов его монастыря, которые роптали на своего настоятеля, находя, что он тратит деньги на пустяки. Богатство книгами, конечно, в разных монастырях было различное. В монастыре Боббио было 666 книг (понятно, рукописных), а менее значительные монастыри и церкви довольствовались двумя-тремя десятками книг или даже меньшим количеством. При некоторых библиотеках были специальные библиотекари. Что касается переписчиков, то хорошие из них ценились высоко и были ревностно отыскиваемы. Некоторые духовные лица очень старались о том, чтобы иметь каллиграфический почерк. А имея его, ревностно переписывали книги. Так, веронский архидиакон Пацифик собственноручно переписал более 200 книг. Столь же ревностно копировал книги св. Нил: если у него истощались чернила, то он писал на деревянных досках, покрытых воском. Но не многие писцы обладали искусством переписывать красиво и правильно. Рукописи по большей части изготовлялись некрасиво и небрежно. В Помпозе необыкновенная поспешность собирателя (Иеронима) была причиной, что многие книги оказались написанными плохо; слышались жалобы, что некоторые книги, списанные монахом Генрихом, невозможно было читать. Многие копиисты относились к делу очень несерьезно, и потому епископ Дамиани и Бенедикт Хиузасский принимали на себя труды пересмотра библиотечных книг, ради их исправления.