Но обратимся к тому, как дело обсуждения вопроса о папской непогрешимости шло на самом соборе. При том неблагоприятном впечатлении, какое произвел этот вопрос в католичестве, папа всеми мерами старался привести его скорее к концу и, конечно, в благоприятном для себя смысле. Папа говорил одному кардиналу: «Я верю в непогрешимость. Как папа, я ничего не могу требовать от собора, пусть Дух Святый просветит его». Но это были одни пустые слова, в сущности папа не бездействовал. Когда некоторые умеренные, но либеральные члены собора требовали свободы дебатов относительно вышесказанного вопроса, папа поспешил отвечать на это своим бревэ, которым вместо того лишь подгонял собор скорее приводить дело к концу. Бревэ говорило: «Его святость, в своей апостольской заботливости, положил издать некоторые правила относительно диспутов на соборе, чтобы таким образом достигнуть ускорения в исследовании, испытании и обсуждении предложенных вопросов». Этого мало. Все знаки папского благорасположения оказывались только приверженцам папской непогрешимости, между тем как к епископам оппозиции он открыто заявлял свое неудовольствие. Папа не считал излишним прибегать в некоторых случаях и к застращиваниям, как показывает это обстоятельство с одним Вавилонским епископом, которого папа вынудил отказаться от той свободы, какую епископ привык показывать на Востоке. Если можно верить римской хронике, то два других восточных (по месту) епископа, устрашаемые жребием своего собрата, говорили: «Если мы откроем рот, то мы погибли». Папские бревэ с щедростью сыпались направо и налево, в похвалу папских приверженцев и в порицание либеральных католиков. Самые папские речи, с которыми он обращался в это время к прелатам и духовенству, были средством действовать в видах известной тенденции. С льстивостью папа однажды говорил прелатам: «Я хочу быть свободен как ветер; я не хочу вмешиваться в дела мира сего: итак, молите, нудьте Дух Святый вашими молитвами, да просветит Он отцев».
Как папа ни старался стеснить свободу диспутов, однако же, либеральные члены собора не молчали. Замечательнейшие ораторы оппозиции говорили энергически. Кардинал Шварценберг не боялся указать на память Иоанна Гуса, угрожая схизмой в Венгрии. Аббат Марэ выступил с такой сильной речью на кафедре, что раболепное большинство собора прервало ее, не имея спокойствия духа, чтобы выслушать. Французский епископ Дюпанлу явил себя, по отзыву Пресансэ, Боссюэтом нашего времени. Ревностный противник папы епископ Штросмайер еще раз восходит на амвон, с которого его только что насильственно заставили было сойти. При всем том оппозиционная партия скоро должна была понять, что все речи и диспуты не более, как пустой парад, что большинство наперед решило провозгласить догмат непогрешимости. Оппозиция догмату состояла из 140 епископов, отличавшихся, по отзыву Пресансэ, ученостью, красноречием и умом; притом они были представителями первейших диоцезов католической Церкви. За догмат же было 580 голосов; они принадлежали: 50 кардиналам, 100 апостольским викариям, 50 генералам орденов и аббатам с митрами, более чем 100 епископам так называемой пропаганды, 270 итальянским епископам, из коих 143 принадлежали к папской области. Понятно, что большинство это состояло, так сказать, из домашних друзей папы и, естественно, действовало как один человек. Последнее общее заседание собора было 13 июля, на нем была читана в последний раз схема догмата о непогрешимости. Вот в каком виде она была изложена: «Пребывая верными Преданию, идущему от начала христианской веры, — для славы Бога Спасителя нашего, для возвышения католической религии и для спасения христианских народов, с согласия святого собора, учим мы и определяем, как открытый от самого Бога догмат, что римский первосвященник, если говорит ex cathedra, т. е. если он, неся должность пастыря и учителя всех христиан, сообразно с его апостольским авторитетом, определяет назначенное для хранения всей Церковью учение веры и нравственности, то, при содействии божественной помощи, обещанной ему во св. Петре, он обладает непогрешимостью, через которую, по воле Божественного Искупителя, Его Церковь наставляется в вере и нравственности, и что посему определения римского первосвященника сами по себе не подлежат исправлению (ex sese irreformobiles)». К этому определению приложено было проклятие на противящихся догмату.