Держась противоположного взгляда на вопрос — монашествующие или не монашествующие греческие архиереи, двое рассматриваемых авторов неодинаково судят и относительно образа жизни и поведения тех же архиереев. Проф. Дмитриевский, не признавая восточных иерархов за монашествующих лиц, оправдывает их, как в том, что они самолично венчают браки своих пасомых (разумеется, иногда), так и в том, что они в мясоеде, подобно всем мирянам, вкушают мясную пищу, хотя почтенный исследователь и соглашается с тем, что такой порядок дел соблазняет русских людей, непривычных к такому явлению. Напротив, аноним, считая греческих архиереев такими же монахами, какими считаются наши русские архиереи, весьма соблазняется тем, что греческие архиереи дерзают вкушать скоромное, и тем, что они венчают браки, вопреки церковному правилу: «Монах не должен благословлять браков». Аноним эти и другие подобные действия восточных иерархов рассматривает как нарушение с их стороны монашеских обетов. Что касается, в частности, до вкушения этими архиереями скоромного, то аноним утверждает, что будто бы они сами стесняются вкушать мясное в присутствии посторонних лиц. (Все эти известия можно находить в преждецитироваиных статьях, в разных их местах, у того и другого автора.)
Таким образом, мы видим, что проф. Дмитриевский и аноним до последней крайности расходятся во взглядах на такой предмет, относительно которого разногласия представляются совершенной неожиданностью, — о том, монашествующие или же нет теперешние восточные архиереи. Несмотря на простоту и осязательность предмета наблюдения, оба наблюдателя, хорошо знакомые с делом по непосредственным впечатлениям и изучению, — расходятся один с другим в суждениях настолько, что как будто говорят о двух различных явлениях. Не удивительно ли это?
Мы перечислили и показали главнейшие противоречия, в которых выражаются результаты наблюдений над современным христианским Востоком двух авторов, хотя, быть может, и не в одинаковой степени, но все же близко и непосредственно знакомых с предметом, о котором они говорят. Примирять эти противоречия или даже разбираться в них мы своей задачей не поставляем. Для решения этой задачи нужны личные сношения с Востоком, которых мы не имеем. Со своей стороны считаем долгом сделать лишь несколько замечаний общего характера о предметах спора наших двух авторов.
Между проф. Дмитриевским и анонимом нельзя не замечать прежде всего того различия, что первый смотрит на предметы своего изучения очень толерантно, а второй крайне ригористично. А известно, что только толерантный исследователь может достигать наибольшей истинности в своих научных результатах. Толерантность заставляет относиться с уважением и вниманием ко всему непривычному, на первый взгляд странному, и сдерживать свои симпатии и антипатии. Ничего такого не находим у нашего анонима. Он явился на Восток, очевидно, с предвзятым взглядом, что у нас, русских, все хорошо; а потому надеялся встретить у греков лишь повторение того, к чему привык он на родине, наперед не признавая возможным, чтобы наше хорошее на родном нашем Востоке игнорировалось и заменялось чем-нибудь другим, совсем нам непривычным. Последовало, однако же, разочарование, оказалось, что на Востоке не все так, как у нас. Но вместо того чтобы понять и уяснить новые явления, найти для них надлежащие объяснения и скромно признать за ними права на существование подле привычных для анонима явлений, этот последний начал отвертываться и порицать то, к чему он не привык… Мало того: он не может понять, как это другие могут смотреть иначе на вещи, чем как смотрит он. Если другие, подобно ему самому, не отвращаются от непривычных для них явлений, не порицают этих последних, он начинает чувствовать нерасположение к таким «недальновидным» людям, — и открыто выражать им укоризны. Так, по нашему мнению, появилось у анонима страстное желание перечить и спорить с проф. Дмитриевским, не желая почти ни в чем разделять его воззрений.