Испанцы видели в творчестве Лопе де Вега новый, более совершенный этап драматургического искусства сравнительно с античным театром. «Он довел комедию до того совершенства и изящества, которые свойственны ей теперь, и этого достаточно для того, чтобы она сама по себе стала школой и чтобы мы все, считающие честью для себя быть его учениками, чувствовали себя счастливыми от того, что у нас есть такой учитель, и постоянно защищали его учение против всякого, кто выступит с предвзятым мнением», — писал Тирсо де Молина.
Рикардо де Турия высказывал весьма интересные суждения о национальном испанском театре, в частности о вопросе, касающемся жанровой специфики испанской драматургии. В ней не было четкого разделения на трагедии и комедии в классицистическом их понимании. Испанская комедия включила в себя элементы и той и другой. «…Ни одна из комедий, которые используются в Испании, не является комедией, а только трагикомедией, которая представляет собой смешение комического и трагического жанра, заимствуя у первого частные события, смех и остроумие, а у второго — важных особ, величественные события, ужас и сострадание, и никому подобная смесь не кажется неестественной, ибо ни природе, ни поэтическому искусству не противоречит сочетание в одном и том же повествовании особ высоких и низких… Если этот жанр изобретен испанцами, то это достойно более похвалы, чем порицания».[30]
Чтобы оценить по достоинству значение этих высказываний, заметим, несколько забегая вперед, что в XVIII столетии во Франции, т. е. полтораста лет спустя, только начинались весьма робкие попытки реформировать театр в духе этих мнений испанцев, в России пьеса Бомарше «Евгения», написанная в новой манере, вызвала возмущение Сумарокова. Русский приверженец классицизма писал даже к Вольтеру, ища у него защиты от театральных революционеров. Но и в XVIII в. реформа не была проведена во Франции. Только в 20-х годах XIX столетия романтики заставили восторжествовать на французской сцене формы, введенные в Испании два века до того.
Любопытно, что Рикардо де Турия считает большой заслугой испанского театра роли простолюдинов-философов, «…в комедию вводят лакея, вкладывают ему в уста возвышенные рассуждения о государстве», — писал он. Это действительно весьма существенная деталь испанского театра, когда крестьяне, пастухи «столь разумные, такие философы, знатоки нравственных и естественных наук, что кажется, будто они всю жизнь провели в лоне наиболее прославленных университетов». Простолюдины-философы стали театральной традицией (Чичон в пьесе Аларкона «Ткач из Сеговии»).
Отстаивая драматургические принципы испанского театра, Рикардо де Турия ссылается на особенности испанского национального характера, требующего быстрой смены впечатлений, не терпящего никаких застывших форм и желающего сразу знать все. Поэтому в одной комедии должно быть все, что есть в жизни; и комическое и ужасное, и рождение принца и его последние дни. А раз так, то уж какое там единство времени (дающее для событий пьесы не более двадцати четырех часов) или единство места (ограничивающее широкий мир жизни маленькой площадкой)! «Испанскому характеру больше подходит живопись, чем повествование… картина представляет сразу все, что в ней изображено», — пишет Рикардо де Турия.[31] Не будем спорить с ним. Дело в данном случае не в абсолютной справедливости аргументов, а в чрезвычайно плодотворном стремлении испанских драматургов и теоретиков театра отстоять национальное своеобразие своего искусства, отстоять разумно, без националистической нетерпимости и узости, с учетом достижений классических образцов античной литературы.
Классицизм выдвигал в качестве основного принципа искусства поучительность; Лопе де Вега противопоставил ему принцип удовольствия, наслаждения. «Ведь наша цель — доставить наслаждение»:
30
Хрестоматия по истории западноевропейского театра, т. I. Сост. С. Мокульский. М., 1953, с. 339.
31
Хрестоматия по истории западноевропейского театра, т. I. Сост. С. Мокульский. М., 1953, с. 339―340.