Бог полагает, что покорность человека, служение Богу должно быть бескорыстным, так сказать, по чистой любви. Сатана смотрит на вещи иначе, он усматривает в покорности человека Богу определенный расчет: «Разве даром богобоязнен Иов? — спрашивает он у Бога. — Не ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? Но простри руку твою и коснись всего, что у него, — благословит ли он тебя?»
Недовольный Бог позволяет Сатане произвести испытание и наслать всяческие беды на Иова. И тот довел несчастного человека до самых мучительных физических и нравственных страданий, отнял у него детей его, имущество, заразил его страшной болезнью. Лишенный имущества, детей, изуродованный болезнью (проказой), Иов страшен всем, кто знал и уважал его прежде. Все бегут от него:
Дыханье мое опротивело жене моей, и я должен умолять ее ради детей чрева моего…
Кости мои прилипли к коже моей и плоти моей…
Лицо мое побагровело от плача, и на веждах моих тень смерти (гл. 16, 19).
И незлобивый Иов, всегда славивший Бога, всегда ему покорный, — возроптал: «Я ко Вседержителю хотел бы говорить и желал бы состязаться с Богом» (гл. 13).
Перед нами бунт человека. Человек осмелился заявить Богу протест, отказаться от смирения! И это в «священной» книге, канонической книге двух церквей, — иудейской и христианской. В философском плане — это бунт против законов и установлений природы и общества. Иов громит вселенское зло. Он обвиняет Бога, и, надо сказать, обвинения эти очень убедительны: «У сирот уводят осла», «Бедных сталкивают с дороги», «Нагие ночуют без покрова и без одеяния на стуже», «В городе людистонут, и душа убиваемых вопиет, и Бог не воспрещает того». Десятками страстных стихов Иов корит Бога, пока тот, разгневанный, не «возгремел» ему «из бури»: «Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя?»
Как же, однако, защищается Бог? Какие доводы приводит он, чтобы отвести от себя обвинения Иова? «Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли возгреметь голосом, как он?» Как видим, аргумент не сильный. У «ветхозаветных» авторов не нашлось красок, чтобы обелить своего бога, правда, он достаточно ярко говорит о красоте сотворенного им мира, о своем могуществе, постоянно спрашивая Иова, мог ли бы он совершить подобное. Но почему он, Бог, допустил вселенское зло, читатель «Книги Иова» так и не узнает. У Бога не нашлось ответа на этот вопрос. В конце своей речи «из бури» он высокомерно спрашивает у Иова: «Будет ли состязующийся со Вседержителем еще учить? Обличающий Бога пусть отвечает Ему». Иов поник головой: «Что я буду отвечать тебе? Руку мою полагаю на уста мои». И удовлетворенный Бог возвратил Иову все отнятое у него и даже удвоил его богатства, и умер Иов в глубокой старости, «насыщенный днями».
Экспозиция «Книги Иова» сохранена в «Прологе на небесах» у Гете, но проблематика здесь иная. Речь идет уже о нравственной стойкости человека, о его способности противостоять низменным инстинктам.
Как и в книге об Иове, в гетевском «Прологе на небесах» Бог предлагает испытание. Пусть попытается Мефистофель совратить Фауста, пусть убьет в нем высокие порывы, низведет до уровня животного:
Бог не верит в победу Мефистофеля, но все же разрешает ему совращать Фауста. Беды большой не будет. Пусть бес терзает, волнует, беспокоит человека, не дает ему расслабиться в самодовольстве и лени. Наши страсти, увлечения, а их и олицетворяет в данном случае бес Мефистофель, приносят нам страдания, влекут порой в сторону от верного пути, но они же и поддерживают в нас вечный огонь жизнедеятельности. И наконец, обращаясь к архангелам, а они в этой сцене славят гармонию мира, Бог, как добрый отец (ведь он — сама Природа), называет их детьми мудрости и милосердия, назначает им в славный удел созерцать и любоваться этой чудесной гармонией мира, видеть мир в вечном движении, в борьбе, страданиях, мыслить и понимать его.
Фауст и Мефистофель. В философии Гете идея диалектического единства противоположностей является, пожалуй, одной из главных идей. В борьбе противоречий созидается гармония мира, в столкновениях идей — истина. Поэт постоянно напоминает нам об этом. (В дни Гете, как известно, создавалась диалектика Гегеля.) Два героя произведения немецкого поэта — Фауст и Мефистофель — наглядно демонстрируют это диалектическое родство положительного и отрицательного начал.