И тогда некий аббат ордена цистерцианцев из Во встал и сказал им: «Сеньоры, именем папы римского я запрещаю вам нападать на этот город, ибо в нем живут христиане, а вы носите знак креста». И когда дож это услышал, он разгневался и сказал, повернувшись к графам: «Сеньоры, мне было вручено право заключить соглашение с этим городом, которое меня устраивало бы, а теперь ваши люди лишили меня его. Тем не менее вы дали обещание помочь завоевать его, и теперь я требую от вас сдержать свое слово».
Тотчас графы и другие сеньоры и те, кто держал их сторону, переговорили между собой и сказали: «Те, кто нарушил это соглашение, нанес нам дерзкое оскорбление; не проходило ни одного дня, когда бы они не старались разрушить наше войско. На нас падет позор, если мы не поможем взять город». Они пришли к дожу и сказали ему: «Сеньор, мы поможем вам взять город назло тем, кто противился этим нашим действиям».
Таково было их решение. И поутру войска расположились перед городскими воротами. Они установили свои катапульты, баллисты и другие орудия, которых у них имелось предостаточно. На всех кораблях были готовы штурмовые лестницы. Катапульты начали забрасывать город камнями, которые били по стенам и башням. Осада длилась около пяти дней, и наконец саперы приступили к работе под одной из башен и стали делать подкоп под стены. И едва только жители города поняли это, то стали предлагать сдаться на точно таких же условиях, которые отвергли по совету тех, кто хотел распада армии.
Так при условии сохранить жизни горожанам Задар перешел в руки дожа Венеции. И тогда дож пришел к графам и другим предводителям крестоносцев и сказал им: «Сеньоры, по милости Божьей и при вашей поддержке мы завоевали этот город. Наступила зима, и мы не сумеем двинуться отсюда раньше Пасхи, ибо у нас нет возможности получать припасы в каком-то другом месте, а с другой стороны, этот город весьма богат и в избытке обеспечен всем, что нам надо. Поделим его надвое, и мы возьмем себе одну половину, а вы другую». Все было сделано, как и решили. Венецианцы получили часть города вблизи гавани, где стояли их суда, а французы – другую часть. Были поделены лучшие дома для постоя в каждой части города. Войско покинуло лагерь, вошло в город и разместилось в нем.
На третий день, когда все были заняты размещением, наши войска столкнулись с большой неприятностью. Как-то вечером между венецианцами и франками началась столь серьезная распря, что они вступили в рукопашную; и во всех концах города люди схватились за оружие. Схватка выросла до таких размеров, что скоро в городе почти не осталось улиц, где не раздавался бы яростный лязг мечей и копий, не свистели бы стрелы арбалетов; множество людей было ранено и убито.
Венецианцы, однако, не могли выдержать такого боя и начали нести серьезные потери. Когда сражение было в самом разгаре, военачальники, не хотевшие такого урона, в полном вооружении ввязались в схватку и начали разводить сражающихся. Но когда они разнимали сражение в одном месте, оно возобновлялось в другом. Таким образом, конфликт продолжался до глубокой ночи, но тем не менее с большим трудом и великими усилиями сражение все же удалось прекратить. Могу сказать, что оно стало самой большой бедой, которая когда-либо случалась в войске; и недоставало малого, чтобы оно было совсем загублено. Однако Бог не пожелал такого несчастья.
Потери с обеих сторон были весьма велики. Среди убитых был знатный человек из Фландрии Жиль де Ланда; во время схватки он был поражен в глаз и умер в ходе боя. Было и много других пострадавших, но о них говорили куда меньше. И дож Венеции, и предводители крестоносцев были целую неделю весьма озабочены тем, чтобы успокоить страсти после этой схватки, и действовали они так усердно, что мир был восстановлен. И все благодаря Господу.
Глава 6. Разлад в войске (декабрь 1202 – май 1203 года)
Две недели спустя явился маркиз Бонифаций Монферратский, который пока еще не присоединился к армии, вместе с Матье де Монморанси, Пьером де Брасье и многими другими доблестными рыцарями. А спустя еще пятнадцать дней, в свою очередь, возвратились послы из Германии, которые прибыли от короля Филиппа и от юного наследника Константинопольского. Сеньоры собрались во дворце, где тогда расположился дож Венеции, и здесь послы передали доставленное ими послание.
«Сеньоры, – сказали они, – нас послал к вам король Филипп и сын императора Константинопольского, который приходится братом его жене. Сеньоры, – просил передать король, – я посылаю к вам брата моей жены и отдаю его на милость десницы Божей – да убережет Он его от смерти! – и в ваши руки. Так как вы отправляетесь сражаться за Божье дело, за право и за справедливость, то должны, коли можете, возвратить наследственное достояние тем, у кого оно было неправедно отобрано. Принц Алексей заключит с вами соглашение на наилучших условиях, которые когда-либо предлагались кому-либо, и окажет вам самую щедрую помощь, чтобы помочь вам отвоевать заморские земли.
Первым делом, коли Богу будет угодно позволить, чтобы вы возвратили принцу его наследие, он отдаст всю свою империю в подчинение Риму, от которого она некогда отложилась. Далее, поскольку он знает, что вы поизрасходовались, и сейчас у вас ничего нет, он даст вам 200 тысяч марок серебром и провизию для всей вашей армии, начальникам и рядовым воинам. Более того, он сам отправится с вами в Египет с десятью тысячами воинов за свой счет или, если вы пожелаете, пошлет с вами такое же количество своих людей. И более того, все дни своей жизни он будет содержать в заморских землях на свой счет пятьсот рыцарей.
Сеньоры, – добавили послы, – мы имеем все полномочия, чтобы заключить такое соглашение, если вы со своей стороны готовы принять его условия. И знайте, что столь щедрое соглашение никогда не предлагалось кому-либо и что тот, кто откажется заключить его, тот, значит, вовсе не имеет большой охоты к завоеваниям».
Предводители крестоносцев сказали, что обсудят суть дела. На другой день было назначено всеобщее собрание; и, когда все собрались, им были изложены условия соглашения.
Возникло большое расхождение во мнениях. Говорил и аббат-цистерцианнец из Во, поддерживая тех, кто хотел роспуска войска. Они заявили, что ни в коем случае не дадут своего согласия, потому что это значило бы выступить против христиан. Они не для того оставили свои дома и, со своей стороны, хотят идти в Сирию.
Другая же сторона отвечала им: «Почтенные сеньоры, в Сирии вы ничего не сможете сделать, и вы скоро убедитесь в этом сами, если оцените судьбу тех, кто оставил нас и отплыл в другие гавани. И мы должны настоять, что только на пути через Египет и Грецию мы можем надеяться отвоевать заморские земли, если вообще это когда-нибудь случится, а коли мы откажемся от этого соглашения, то навсегда будем покрыты позором».
Вот так пошел разлад в войске. И не стоит удивляться, что в раздорах были миряне, если даже монахи из ордена цистерцианцев, сопровождавшие армию, тоже не соглашались друг с другом. Аббат из Лоса, муж весьма святой и праведный, а также и другие аббаты, которые держали его сторону, проповедовали и взывали к войскам под угрозой отлучения от церкви – во имя Бога удержать войско в целости и заключить это соглашение, ибо, как они предупреждали, «нам предлагают наилучшую возможность отвоевать заморские земли». А аббат из Во и те, кто держал его сторону, многократно обращались к армии, утверждая, что план другой стороны – сущее зло и что надо бы отправиться в Сирию и содеять там то, что сумеют.
И тогда маркиз Монферратский и Балдуин, граф Фландрии и Эно, и граф Луи де Блуа, и граф Гуго де Сен-Поль, вместе со своими сторонниками вмешались в диспут и сказали, что заключат это соглашение, ибо будут опозорены, коли отвергнут его. Они отправились во дворец дожа, куда были вызваны послы, и заключили договор на условиях, о которых уже упоминалось, скрепив его подписями и печатями.