Предрассудок этот оказался довольно живуч, причем живуч до такой степени, что принудил Кардано выступить с заявлением, в коем он осуждал тех, кто «при помощи хитроумной игры зеркал пытался проникнуть в оккультные тайны»8, а Агриппа д’Обинье признавался в том, что он питает определенное недоверие к тем, кто «прибегает к наукам темным и непонятным, к знаниям фармацевтики и к премудростям манипуляций с тенями и зеркалами»9 для того, чтобы причинить вред людям.
Даже если ученые мужи умели отличать магию, связанную с дьяволом, суть коей состояла, по их мнению, в «колдовстве и чарах, даруемых нечистыми духами», от магии естественной, т. е. от явлений, связанных с законами природы, даже если они подобно Кардано и делла Порта, изучали законы катоптрики, они все же сохраняли веру в существование неких таинственных связей. В одной из глав своего произведения «О постоянном взаимодействии вещей» делла Порта повторил одно суждение, бывшее в то время «общим местом»; он утверждал, что «если кто-либо посмотрится в зеркало, принадлежащее распутной девке, то он или она станет походить на нее бесстыдством и распутством»; объяснение сему факту он находил в том, что зеркало действует так, как действует магнит, притягивающий железные опилки10.
Делла Порта, Кардано и многие из их современников утверждали, что от взгляда женщины в период менструации «зеркало тускнеет и мутнеет», и сие убеждение бытовало наравне с уверенностью в том, что василиск, взглянувший на свое отражение в зеркале, убивает себя сам своим взглядом.
Предсказания и пророчества, полученные при непосредственном участии зеркала, о которых мы находим упоминания во множестве текстов, с наступлением эры расцвета науки не уходят в прошлое (среди самых известных таких прорицателей или предвидений можно вспомнить историю Екатерины Медичи, рассказанную Гуларом: посмотрев в зеркало, королева якобы увидела в нем будущее королевства; можно также вспомнить о предсказании герцога Сен-Жермена Людовику XV11). Подобные пророчества и предсказания зеркал продолжали завораживать людей легковерных и вводить в соблазн людей, склонных к визионерству; история может поведать нам немало довольно забавных рассказов о злоключениях несчастных клиентов, введенных в заблуждение так называемыми магами.
В начале XIX в. знаменитая ясновидящая, мадемуазель Ленорман, увлеченная физиогномикой, утверждала, что нашла зеркало Люка Горика, астролога, жившего в XVI в., чьи труды были переизданы в середине XVIII в., и она усаживала своих прославленных клиентов из числа политических деятелей перед гладко отполированным, блестящим стеклом, чтобы подвергнуть их процедурам, напоминающим сеансы гипноза; она была арестована в 1809 г. и, как говорят, забрала свое драгоценное зеркало с собой в тюрьму. Колен де Планси рассказывает, что в XIX в. в сельской местности было еще довольно много прорицателей и гадалок, использовавших свои знания в области катоптрики, и сельские жители часто обращались к ним для того, чтобы они помогли им найти потерянные или украденные вещи. Колен де Планси утверждал, что все обычно происходило так: человека, пришедшего за советом, с завязанными глазами гадалка вводила в едва освещенную комнату и подводила к зеркалу, в котором появлялся дьявол12. В конце XIX в. наследники и продолжатели дела г-на Шарко выдвинули идею о наличии связи между феноменом колдуний и истерией, а также между видениями в зеркале и гипнозом и явлениями, свойственными «механизму» сна. Ницше начинает вторую часть своего произведения «Так говорил Заратустра» описанием пророческого сна, в котором ребенок, «этот залог невинности», протягивает ему зеркало, и вдруг из глубин этого зеркала начинают проступать черты отвратительной, уродливой физиономии дьявола, являющегося изображением ужасных результатов и следствий приложений его дьявольской доктрины.
Но, как бы там ни было, уже начиная с XVI в. чары магии, и в особенности все, что связано с чарами катоптрики, привлекают внимание деятелей искусства, и сила эстетического воздействия произведений, в коих так или иначе затрагиваются эти темы, служит высокой цели: преподать зрителям и читателям урок морали. Возьмем, например, полотно Тициана «Гадалка» (Лувр); тот из современников художника, кто созерцал его, должен был неминуемо прийти к выводу, что гораздо лучше и надежнее полагаться на христианские добродетели (веру, надежду и любовь), чем на зеркало или стеклянный (хрустальный) шар. Господин Камю, епископ Белесский, автор назидательных сказок, разоблачает в одной из них («Зеркальная башня», 1631) результаты воздействия человеческого тщеславия путем показа серии отражений, появляющихся в волшебных зеркалах. Поэт Жан Берто делает тему зеркала и его могущества центральной, движущей силой своего произведения «Тимандр»: когда пылкий влюбленный видит в зеркале колдуна лицо своей возлюбленной, один мудрец предостерегает его «от бессловесной лжи волшебных зеркал-обольстителей»: «Разве не видишь ты, что совершаешь ошибку, обращаясь за помощью к отцу всех обманов?»18