Случается и так, что эта недостижимая часть человека оставляет мимолетный след на зеркале. Кто не испытывал иногда изумления, увидев случайно свое отражение в зеркале, в этом «странном и безжалостном зеркале», о котором говорит Пруст, вспоминая свою комнату в Бальбеке, где зеркало как бы «перегораживало» комнату и «подкарауливало» его, выказывая явную враждебность2? Испытываемая при этом волнение явно свидетельствует о том, что сия «нежданная встреча» затронула какие-то очень чувствительные струны, потому что на краткий миг человеку явилось нечто невыразимое, недостижимое и непостижимое. Но смущение проходит, изображение вновь обретает обычные, знакомые черты, и тревога рассеивается. Знаменитый отрывок, в котором Фрейд рассказывает о том, как ему показалось, будто в его купе в вагоне поезда вошел незнакомец, когда при первом толчке внезапно открылась дверь туалета, познакомил нас с введенным Фрейдом понятием «тревожной странности». Эта странность, порождающая тревогу, свойственна лику внезапно возникшего из ниоткуда человека, не какого-то другого человека, а того, что скрывается в тебе самом. «Я поспешил ему навстречу, чтобы объяснить ему, что купе уже занято, но я с изумлением обнаружил, что вторгшийся ко мне незнакомец оказался не чем иным, как моим собственным отражением в зеркале двери, ведущей в туалет. И я припоминаю, что данное «явление» мне меня самого мне очень не понравилось»3. Если зеркало Сократа было инструментом «построения» себя, своей личности в процессе непрерывного обучения и познания, то открытые несхожести и инакости происходят в результате мгновенного, словно разряд молнии, появления и неожиданного появления отражения и в результате взгляда, брошенного искоса; именно в шокирующем столкновении, в диссонансе, в несоответствии и в расхождении проявляется и выходит на поверхность незнакомое «Я», и именно при образовавшейся при столкновении впадине вырисовывается отталкивающий лик того, что обычно подавляется человеком и загоняется внутрь, лик тайной и тщательно скрываемой сути.
Для того чтобы зеркало «созналось» в чем-то, оно должно прекратить создавать повторение, копию того, что находится перед ним. Подобно тому, как эхо отсылает обратно несколько искаженный, «обрезанный» или «обрубленный» звук, искажает его первоначальный смысл, отражение предлагает взгляду иную траекторию и иной путь, оно открывает для взгляда невидимые прежде углы, а если оно вроде бы и «гарантирует» симметрию, то симметрия эта такова, что объект и его отражение невозможно «наложить» друг на друга так, чтобы они полностью совпали, ибо в зеркале правая рука становится левой и наоборот. В процессе удвоения между объектом и отражением проскальзывает несхожесть и, быть может, даже некая двойственность, родственная двуличию и обману. Известны строки Альберти, посвященные зеркалу в его «Трактате о живописи»: «Я не знаю, каким образом происходит так, что все нарисованные предметы обладают «благодатью» зеркала; это просто чудо — видеть, как всякий недостаток или дефект превращается в зеркале в настоящее уродство»4. Отражение углубляет и увеличивает самое малое расхождение в сходстве, оно добавляет к нему нечто прекрасное, не сводимое и не подчиняющееся одному единственному правилу пропорций или асимметрии, превосходящее уродливое и граничащее с чудовищным. Для того чтобы возникло совпадение или соответствие, понадобилось бы несколько зеркал, в которых одновременно появились и совпали бы объект и изображение его изображения, но тогда вместе с возникновением западни, созданной оптическим эффектом, исчезла бы связь с реальностью. Изображая, имитируя, «симулируя» сходство, зеркало маскирует и скрывает иную истину, которая не может проявиться иначе, как тайком, украдкой, обманным путем, в различии и в вызывающей подозрения «доходчивости», которая является не чем иным, как свойством, возникающим при расположении зеркал под определенным наклоном или наискось по отношению к смотрящему. «Подозрительное, двусмысленное сходство» или тревожная странность… Зеркало — это зеркало несхожести или инакости.