Находясь с зеркалом, этим немым свидетелем желаний или страхов, этим театром, на сцене которого происходят жесточайшие столкновения противоречивых явлений, человек колеблется, не смея сделать окончательный выбор между проекцией и ощущением (перцепцией), между неисчерпаемым множеством образов и картин грез или сновидений и очевидностью реальности, и его, как навязчивая идея, преследует видение деформации, искажения, нарушения соответствий и равновесия. Тот, кто занимается самонаблюдением и самоанализом, погружается в размышления над тем, каким он мог бы стать и быть. Именно такое зеркало завораживает Октава, героя романа Стендаля «Армане», именно о нем мечтает он, рисуя в своем воображении свою будущую гостиную, ибо зеркало, с его блестящей поверхностью и с его сумрачными глубинами, дающее одновременно и четкое и расплывчатое, туманное, загадочное изображение, превосходно сочетается с противоречивыми неосознанными стремлениями человека, который может быть в одно и то же время и прозорливым, здравомыслящим ясновидцем и идеалистом, холодным скептиком и обуреваемым страстями мечтателем, всегда наблюдающим за собой, созерцающим самого себя; и, с одной стороны, человек всегда видит свой светлый, ясный лик на чистой, ясной, прозрачной поверхности зеркала, а именно на этой поверхности человек оттачивает свой разум, к ней он приспосабливает свое изображение, а с другой стороны, в сумрачных глубинах зеркала он видит свой скрытый, тайный лик, видит злое недовольное лицо человека, терзаемого страстями, человека, с которого живьем содрали кожу и которым движут грандиозные порывы. Несчастье Октава, его бессилие, которому Стендаль дает «физиологическое объяснение», на деле скорее зависит в огромной мере от его собственной структуры личности, неспособной соединить в сознании две стороны зеркала, т. е. его поверхность и его глубины. Возможно, он бы смог стать настоящим денди, не переставая наблюдать в зеркале процесс своего дробления на части и осознавая свою неспособность к жизни; но в другом зеркале, т. е. в глазах Армане, он внезапно увидел себя таким, «словно ему вдруг привиделось чудовище», и, подобно Нарциссу, он в конце концов от этого умер.
Человек, желающий смотреть только в зеркало грез и сновидений, утрачивает контакт с реальностью. Теофиль Готье признавал, что его муза похожа на красивую девушку, получившую в дар от любви «зеркало из отполированной стали, в которое она даже не смотрится, до такой степени она уверена в том, что всегда остается красивой, без морщин, без «гусиных лапок» под глазами, без веснушек»15; реальность и грубые, т. е. обычные, а потому и пошлые чувства ее не касаются и не затрагивают, и в этом она сходна с Нарциссом, ведь Нарцисс не нуждался в зеркале, потому что он уединялся в своем внутреннем мире, прятался там, как в укрытии, и ему не нужно было смотреться в зеркало. Но писатель признавал, что подражать сему образу невозможно, как невозможно выдержать это испытание и пройти этот опыт, ибо, по его выражению, «искусство, влюбленное в самое себя», искусство одинокое и свободное, тоже рискует вытянуть столь же смертельный жребий, тоже будет иметь столь же трагическую участь.
Готье с большой страстью вкладывал силы в изображение своих представлений о стремлении к красоте, создавая женские образы, и он превращал эти образы в символы совершенства искусства. В данном смысле весьма показательны такие персонажи, как Ниссия и Спиритка16, идеальные женщины, чьей красотой автор наслаждался скорее не как любовник, а как художник. Спиритка — это фантазматическое, химерическое «создание», возникает именно в тот момент, когда герой Ги де Маливер отказывается от брака с молодой вдовой, вполне реальной женщиной и замыкается в себе; и вот однажды он замечает в «молочно-беловатой затуманенной глубине зеркала нечто вроде далекого дрожащего пятна света», в котором он вскоре начинает замечать черты очаровательного женского лица. Постепенно отражение-призрак как бы оживает, словно Маливер сам себя гипнотизирует. Оказавшись в добровольном плену у видения, он отказывается от привычного образа жизни и от всякой деятельности ради того, чтобы каждый вечер созерцать лицо возлюбленной. Сила видения столь велика, что нормальный ход жизни прерывается, и смерть «дает герою свою санкцию» на бегство из реального мира.