Иные зеркала впоследствии представили на обозрение Рильке свои блестящие, сияющие поверхности. В зеркале, о котором говорится в одном из стихотворений, включенных в цикл «Сонетов к Орфею», смертельная пустота превращается в обещание поэзии и в ее источник. Рильке, по словам Бланшо, делает «из поэзии некий способ связи с пустотой» или «устанавливает сходство поэзии с помутнением сознания, с абсансом»; и действительно, зеркало способно давать именно такое «подвешенное состояние» существования, которое вполне сравнимо с помутнением рассудка, с абсансом. Вот в каких выражениях обращается поэт к зеркалу:
«Так не в твоем ли пространстве несытом неописуемый смысл затаен; зеркало, ты представляешься ситом, в чьих ячеях промежутки времен. <…> Живописью не брезгуешь ты, но для одних твои бездны — магниты, а для других — стена пустоты»30 (P.M. Рильке, «Избранные сочинения»).
Поэзия, подобно зеркалу, восстанавливает символическую деятельность, и сюжет поэмы, этот единорог, любующийся своим отражением, не направляет свой рог против себя самого, а питается «возможностью бытия». Ничто пустоты есть также и «все» и «всегда» бесконечных возможностей.
3. ПРОХОД СКВОЗЬ ЗЕРКАЛО
Связь с зеркалом может оказаться либо «пустой», либо смертельно опасной, но прежде всего она очаровывает и соблазняет, потому что зеркало «черпает» свой блеск в тех «чужих краях» платоновского рая, коим является мир симметрии, сходства и соответствий31. Таинственная симметрия приводит к вере в то, что за гладкой поверхностью зеркала существует невидимая копия нашего мира, но только реальность этого мира гораздо лучше нашей повседневной реальности; мечта о возможности совершить переход в зазеркалье отвечает или соответствует нашей настоятельной потребности возродиться по другую сторону бытия или небытия; эта мечта заставляет отбрасывать отблески чарующую надежду на примирение внутреннего и внешнего, надежду на возможность жить на стороне фантазма, на стороне воображаемого, во вселенной, избавленной от силы тяжести, от инерции, от нежелания перемен, столь характерных для мира реального, а также избавленной и от тяжкого гнета чувства вины.
Иная логика, свободная от миметического соперничества, управляет этой «задней», скрытой стороной, и это логика мечты, сновидения и желаний. Но переход в зазеркалье представляет собой также и некую «трансгрессию», некое нарушение стабильного состояния, некое небывалое приключение, в которое свято веруют ребенок и поэт, некое путешествие в неведомую страну, где уже нет вех, отмечающих границы реального.
Вот так маленькая Алиса Льюиса Кэрролла открывает проход в Страну Чудес. Подобно Ретифу де ла Бретонну в детстве, Алиса, открывшая в разбитом зеркале своеобразную «брешь» в плотности мира взрослых, свободно движется в пространстве своей мечты или сновидения, с самого начала утвердив неограниченную власть воображения и слов: «Допустим… Предположим…» «Предположим, — говорит она котенку, — что существует путь, по которому можно пройти сквозь зеркало и попасть в домик на другой стороне32. И начинается игра, игра в «как будто», в ходе которой Алиса придумывает себе новый мир, гораздо лучше того мира, что она видит ежедневно, но все же похожий на него. Она говорит себе: «Их книжки похожи на наши, только слова в них написаны наоборот».
Однако, хотя Алиса и радуется тому, что она покинула мир повседневности, совершенный ею прыжок в неведомое таит в себе определенную опасность. Ей ведь надо учить новый язык и привыкать соблюдать новые правила поведения; вот она оказывается на шахматной доске, где играется партия по неизвестным ей правилам, и странная же эта партия, потому что двухмерное пространство, на котором она оказалась, подчиняется «обратным», или зеркальным, законам геометрии; дальше — больше: она пытается выйти в сад, но по мере того, как она к нему приближается, он все удаляется и удаляется от нее, и только следование окольным путем, с бесчисленными поворотами и обходами позволяет двигаться вперед. Алиса смущена и растеряна, она заблудилась в этом лабиринте, она не видит дороги в этой путанице. Все в этом мире прерывно и ненадежно, и наконец Алиса делает открытие, суть коего состоит в том, что она сама существует как отражение в зеркале, как некая проекция другого человека, и происходит это в тот момент, когда два собеседника Алисы, Тилибом и Тарарам (в другом переводе: Двойняшечка и Двойнюшечка. — Прим. пер.) говорят ей: «Он грезит о тебе, ты ему снишься, и, если ты перестанешь ему сниться, как ты думаешь, что с тобой будет? «Да ничего со мной не случится, конечно! — А вот и нет!! Тебя просто не будет, потому что ты всего лишь мысль, идея о тебе, присутствующая в его мечтах и снах»33. На той стороне, в зазеркалье личность и идентичность относятся к числу явлений наиболее непостоянных, и нужно очень немного для того, чтобы легкая форма безумия превратилась в делирий.