На самом деле не выдувание стекла, а совсем иные процессы за несколько лет приведут французских зеркальщиков к славе, которая затмит славу венецианцев. «С 1666 года во Франции начали производить столь же прекрасные зеркала, как и в Венеции, прежде снабжавшей ими всю Европу, и вскоре стали делать такие зеркала, с которыми по размерам и красоте не могли сравниться никакие зеркала, сделанные где бы то ни было»8.
2. НА ПУТИ К СЕН-ГОБЕНУ
Когда изумленным взорам публики была для обозрения открыта Зеркальная галерея в Версале в 1682 г., совместное творение Лебрена и Мансара было встречено восхищенными криками. В декабре 1682 г. в «Меркюр галан» («Галантный Меркурий») по поводу сего чуда было написано следующее: «Иногда самые прекрасные вещи труднее всего поддаются описанию, ибо величие и блеск какого-то явления порой ослепляют». Каждый стремился присовокупить свою хвалебную тираду к общему хору восторженных восклицаний. Летописцы, дежурные панегиристы, состоящие на службе у короля, придворные борзописцы не находят слов, чтобы достойным образом воспеть «дворец радости и веселья», одновременно чарующий «взор, слух, вкус и даже обоняние». «О, это воистину ослепительное собрание несметных богатств и источников света, тысячекратно умноженных многочисленными зеркалами, так что взору открывается блестящее зрелище, более ослепительное, чем море огня. Прибавьте к этому блеску еще и блеск разряженных придворных дам и кавалеров, чьи драгоценные украшения горят огнем…»
Что еще может стать столь ярким символом ослепительного, блистательного царствования Короля-Солнце, как не эта чудесная, восхитительная галерея, в зеркала которой может смотреться королевский двор, с головы до пят увешанный драгоценностями, может смотреться и видеть себя в полный рост, может любоваться собой и восхищаться своим блеском и величием!
Итак, в декабре 1682 г. галерея еще не была готова полностью, но уже были установлены все панели и зеркала, заказанные для королевских празднеств в 1678 г. Для тех подданных Его Величества, кто не имел счастья быть приглашенным на один из этих блестящих «парадов», «Меркюр галан» служил зеркалом и показывал все детали меблировки и украшений галереи, придававших ей столь своеобразную красоту, что ее с трудом могли вообразить себе те, кто не были туда допущены. «Зеркала располагаются напротив настоящих окон и представляются как бы ложными окнами; они многократно, миллион раз множат все предметы, в том числе и друг друга, так что галерея кажется бесконечной…» Серебряные ланжероны, поддерживающие жирандоли, чередуются с серебряными вазонами, в которых высажены померанцевые деревца, большие и малые канделябры, бра, жирандоли, стоящие на круглых столиках на одной ножке, сияли тысячами и тысячами огоньков, и эти огоньки отражались в зеркалах, так что получалась россыпь огней»9. Все, что искусство и человеческая изобретательность смогли создать прекрасного в области убранства и украшения жилища: картины, статуи, мраморные и бронзовые вазы, ковры, изготовленные на мануфактуре Савонри, драпировки из дамаста, т. е. из шелковой узорчатой ткани, и, конечно же, зеркала, — все было здесь собрано для того, чтобы служить королю и возвеличивать его.
Окончательно все работы по обустройству галереи были завершены в ноябре 1684 г., последние зеркала в проемах устанавливали накануне торжественного открытия галереи. Описывая эту чудесную анфиладу весной 1685 г., маркиза де Севинье не скрывала своего восхищения: «Ничто не может сравниться с этой галереей, ибо красота эта воистину королевская, несравненная»10. Действительно, замысел по созданию этой галереи был сам по себе чрезвычайно смел, даже дерзновенен, хотя в те времена кое-где уже имелись зеркальные кабинеты. Галерея представляла собой длинную анфиладу, где зеркала, числом более трех сотен (306), заполняли все проемы между окнами, были они без рам и соединялись тонкими, ажурными вызолоченными «трубочками», так что создавалось впечатление, что с обеих сторон располагаются гигантские целые зеркала. Стен не было видно вовсе, они как бы исчезли под покровом блестящих зеркал и в ослепительном потоке света, так что у современников создавалось впечатление, что их взорам представилось совершенно новое явление: «архитектура пустого пространства».
Ж.-Б. Моникар, заточенный в Бастилию в 1710 г., написал поэму, в которой он перечислял все красоты Версаля и забавлялся тем, что «предоставлял слово» предметам меблировки и помещениям дворца; так вот, Зеркальная галерея говорила у него о себе примерно следующее: «Мой свод как будто бы парит в пространстве, ибо высокие стены, покрытые зеркалами, и прозрачные панели одни и служат ему опорой». Как и большинство «летописцев» того времени, т. е. мемуаристов и тех, кого можно отнести к числу первых журналистов, Моникар описывал, в какое изумление повергал всякого особый эффект раздвоения предметов и их многократного повторения, достигавшийся благодаря многочисленности зеркал и их расположению относительно друг друга, а также отмечал, что всякий, попадавший на галерею впервые, испытывал из-за этого некоторое замешательство и смущение11.