Множество рассказов посвящено подробному описанию этого уединенного местечка, столь счастливо приспособленного к любовным утехам, к атмосфере интимной близости, к удовольствию, получаемому от отдыха и от тайных движений сердца и сокровенных мыслей, местечка, где властно царят настроения, прихоти, нрав и вкус хозяина или хозяйки. «Что доставляло особое удовольствие глазам, — подчеркивает аббат де Торш, автор романов в стиле прециозной литературы, часто описывавший «убежище» (или «приют»), — так это то, что в нем находились три больших великолепных зеркала, преумножавшие все красоты и прелести сего кабинета; у того, что находилось как раз посредине, края были огранены замечательнейшим образом, так что казалось, что это соединены вместе тысячи и тысячи маленьких отдельных зеркал»15. Героиня-англичанка из автобиографического романа Тристана Л’Эрмита «Обездоленный паж» принимает возлюбленного в таком же кабинете. «В этом приятном укромном местечке имелись два больших зеркала, в коих можно было увидеть себя во весь рост и с близкого расстояния»16. «Во весь рост и близко» — эти слова содержат как бы самоутверждение зарождающейся субъективности, которая радуется тому, что может найти средства и способы для осуществления поисков самой себя.
Однако даже и в этом уединенном уголке, в этом убежище взгляды других людей не утрачивают своих прав.
Зеркало здесь воспринимается прежде всего в качестве своеобразного посланника некой «внешней инстанции», неких компонентов структуры чужой личности; оно впускает в это убежище «фиктивное присутствие другого», оно обещает таковое присутствие, сулит общение за беседой, сулит наличие представителей высшего света; в обществе, питавшем страстную привязанность к галантному обращению, зеркало в каком-то смысле выполняло роль собеседника, вообще общества, ибо у него есть глаза и проницательный, а порой и нескромный взгляд, к тому же оно может говорить; зеркалу приписывали человеческие качества и свойства; персонификация зеркала была не только «процессом риторики», но еще и знаком несхожести, инакости, столь необходимой для того, чтобы человек познавал себя, знал, кто он есть, и чувствовал, что живет. Зеркало было услужливым, предупредительным, почтительным и ловким придворным (или ухажером), соперником любовников, советником кокеток, их наперсником, самым беспристрастным судьей17.
Благодаря зеркалу, постоянно сообщающему человеку сведения о нем самом, человек никогда не оставался один, и даже дуэт нежных влюбленных в самый сокровенный момент не мог бы избегнуть мыслей об общественном одобрении или осуждении. Герои одного из романов аббата де Торша, Гермиона и Александр, слившиеся в тесных объятиях в кабинете, обшитом по моде деревянными панелями, призывают зеркало в качестве молчаливого и снисходительного свидетеля их любовных утех. «Хотя они и находились в одиночестве в этом прелестном уголке, однако, когда они направляли свои взоры на зеркало, им казалось, что их окружает некое весьма приятное и любезное общество и что у их беседы есть множество свидетелей, ибо их отражения множились в зеркалах; таким образом они пользовались приятностью одиночества и в то же время как бы находились в обществе, в котором не ощущали себя неудобно»18. Итак, любовь утрачивает свои преимущества страсти, чтобы превратиться в одно из проявлений общественной жизни.
Будучи «медиатором», т. е. посредником между образом существования, в котором главенствующую роль играли отношения между людьми, и началом диалога человека с самим собой о себе, зеркало благоприятствовало нарциссической практике мечтательных размышлений, при том, что контроль со стороны общества никогда не ослабевал. Стены кабинета не были ни герметическими, ни непроницаемыми, и взгляд, обращенный на самого себя, был взглядом, обращаемым под наблюдением со стороны, взглядом под присмотром. Проницательный господин Николь знал, что «достаточно небольшого волнения, чтобы взорвалось и выплеснулось наружу все, что человек долго держал тщательно скрытым в себе»19; было ему известно и то, что придворный всегда жил под угрозой «оказаться незащищенным» или «быть разоблаченным». Так, например, юная принцесса однажды разглядывала свое отражение в зеркале и была застигнута за этим занятием одной из подруг, «она вскочила, покраснела… потом приободрилась и успокоилась»20. Покраснение кожи происходит из-за смущения, испытываемого тем, кто чувствует, что его тело или лицо как бы выдали его, а также по причине тех затруднений, что он испытывает из-за того, что осознает различие между интимным, сокровенным «Я» и «Я» внешнего облика, «Я» видимости; в данном случае принцесса увидела себя одновременно и изнутри и извне, увидела себя в двойном зеркале «взгляда под наблюдением со стороны».