Но в то же время искусственность никогда не должна превращаться в слишком явное притворство и позерство, не должна доходить до своеобразия, граничащего со странностью. Естественность требовала от человека «самодрессировки», т. е. работы над собой, требовала хороших примеров, подражания образцам, но без причинения ущерба естественности, прямоте и непосредственности. Теоретики честности и порядочности, такие, как Фаре или Мере, настаивали на необходимости истинности чувств, непринужденности, доброжелательности и обходительности. Подобное вполне справедливое и верное толкование «Я» предполагает частое и продолжительное общение с зеркалом: «Неужто вы думаете, что девушка подобна цветку, который умеет содержать в порядке свои лепестки и листочки, не пользуясь зеркалом?»24 Именно перед зеркалом порядочный и благовоспитанный человек учится правильно ставить ноги, чтобы походка была изящной, именно перед зеркалом он учится держать свое тело в равновесии, улыбаться без наглости во взоре и смотреть просто и стыдливо, но без наигранной скромности. Все они признают, что упражнение, в котором должны согласовываться и сочетаться весьма разнообразные, а порой и взаимопротивоположные требования, очень затруднительно для выполнения, и преуспевают в этом деле лишь немногие избранные, ибо для других, как пишет Фаре, «эта обходительность, которую они изучают, представляет собой урок, который может быть выучен лишь теми, кто, как может показаться, ведать о нем ничего не ведает»25. Речь идет о том, чтобы стать другим, оставаясь самим собой и сохраняя свое «Я», и Мере настаивает на том, что естественность требует поведения рефлективного, т. е. основанного на самопознании и самонаблюдении.
Бытовало мнение, что в зеркало не следовало смотреться на людях, ибо такое самолюбование при всех было бы равно тому, что если бы актер выставил на сцену кулисы и стал бы показывать все, что там происходит26.
Новелла неизвестного автора, опубликованная в «Меркюр галан» («Галантный Меркурий») в 1672 г., служит замечательной иллюстрацией к этой идее, повествуя об ошибках и разочарованиях того, кто плохо играет свою роль или позволяет застигнуть себя за обучением мастерству видимости27.
Итак, Клеант уединяется в своем кабинете, украшенном четырьмя большими зеркалами, чтобы там поразмышлять над тем, какому виду деятельности посвятить себя. Он приказывает слугам принести туда три взятых напрокат костюма: военную форму, судейскую мантию и сутану — и, оставшись наедине, примеряет их один за другим, доверив свой выбор вердикту зеркала. Профессия военного отвергается, ибо, когда Клеант пытается сделать выпад, чтобы изобразить жест опытного вояки, концом шпаги он задевает зеркало и разбивает его, а ведь разбитое зеркало — дурной знак, предвестник беды. Молодой человек колеблется, не зная, какую стезю из двух оставшихся предпочесть, он пытается понять, «в каком одеянии будет выглядеть лучше», и в этот момент в его кабинет входят его невеста и ее мать и застают его перед зеркалом. Вероятно, последовала немая сцена, ибо, как пишет автор, «Клеанта едва можно было узнать, потому что он снял парик и волосы у него оказались столь коротки, что едва доходили до ушей». Далее следует вывод из всей этой истории: «В подобном виде он совсем не понравился дамам», и не понравился настолько, что помолвка расстроилась и свадьба не состоялась. Следует заметить, что разрыв произошел вовсе не из-за колебаний юноши в выборе профессии, и не из-за легкомыслия, проявленного им при обдумывании столь серьезного вопроса, нет, причиной этого разрыва стало то неприличное, непристойное зрелище, которое представлял собой человек, лишенный искусственных прикрас. Чем более набрасывает на людей покровов искусственность, тем больше становится страх перед неприкрытой правдой, и таким образом именно искусственность делает любое снятие покрова, т. е. любое разоблачение, столь опасным. Интимность отношений человеческого «Я» к самому себе, интимность, возникающая при пребывании этого «Я» наедине с самим собой, представляется нескромностью, бестактностью, допустимой только в том случае, если это состояние временное и скрыто от чужих глаз.