Мы приступим теперь к рассмотрению деятельности императрицы Жень-де, первой жены императора Шэнь-цзуна. Надо заметить, что эта женщина не имела особенного значения на политической сцене как не принимавшая прямого участия в делах управления, а проведшая большую часть своей жизни в серальных занятиях: в постройке увеселительных домиков, алтарей для жертвоприношений, во введении колесниц для прогулок, затейливых парадов и пр. Как воспитательница Синь-цзуна, рожденного от фрейлины (гунь-жень) Наму-цинь (Цинь-ай, тогда еще не бывшая императрицей), она замечательна своим влиянием на него, проявившимся в нем уже после устранения своей матери, под влияние которой он подпал в первую пору своего царствования. Благодаря этому воспитанию по началам, которых держался его отец, Синь-цзун является продолжателем этих начал. Итак, все заслуги этой женщины заключаются в том, что она успела передать Синь-цзуну характер его отца и, таким образом, создать в нем последователя тех начал, какие мы видим в эпоху его отца.
Самый род ее от императрицы Жуй-чжи (она — дочь младшего брата этой императрицы — У-яня) уже, кажется, говорит в ее пользу[423]. Двенадцатилетней красавицей она была взята по выбору во дворец и в 19-й год Тунь Хо (1002) грамотой произведена в Ци-тянь (равная небу) Хуан-хоу. Она пожелала сделать уединенную (или темную) комнату из трав и стеблей и приставить к ней особенного управляющего (сы). Затем приказала построить цин-фынь («чистый воздух» — храм, алтарь?) для жертв небу, а с каждой из 8 сторон (этого здания, алтаря) — по 3 комнаты (всего 24). Затем она украсила это и делала различия в них (т.е. одни любила, другие — нет?); завела колесницы, установила на них головы драконов, хвосты сов, разные украшения из желтого золота (и-хуань-цзинь). Затем приказала сделать носилки для 9 драконов (цзю-лунь-ге), колесницы для всех сыновей с украшениями из белого металла (серебра?), завела фоу-ту (легкие носилки) для того, чтобы летом и осенью ходить (ездить) в них по горам и долинам. Цвет платьев выбирался под цвет деревьев и цветов (зеленый); самые платья, со вкусом и изящно сделанные, смотрелись как бессмертные духи (т.е. важно, величественно).
Как видно, самые занятия ее носят на себе печать тихой, уединенной жизни и, в тоже время, необыкновенной скромности и красоты характера. Эта последняя черта, сдержанность характера, уступчивость и безропотное перенесение обид лучше всего высказываются в ее столкновении с гордой Цинь-Ань. Я расскажу это столкновение. Императрица имела 2 сыновей, но они скоро умерли. Может быть, поэтому Шэнь-цзун взял себе другую жену из фрейлин (гунь-жень) по имени На-му-цзинь[424], которая в 5-й год Кай-Тай (1017) и родила Синь-цзуна. Императрица, не имевшая детей, воспитала его и сделала императорским сыном (хуань-цзы). Затем в оный промежуток времени На-му-цзинь (тогда еще не бывшая императрицей) стала оскорблять императрицу. Та ей кротко сказала на это: «Старая вещь также требует снисхождения и любви». Все вельможи (буквально правое и левое) были заодно с ней. Но вот, когда Шэнь-цзун умер, Наму-цзинь своевольно приняла титул императрицы (Хуан-тай-хоу) и забрала в свои руки самого государя (тогда уже провозглашенного). Она, видимо, боялась влияния воспитательницы своего сына и постаралась удалить ее от двора. Вот как началась эта знаменитая интрига, первая в сералях Киданьских Хуан-ди, начавшая собой ряд подобных себе. Внутренней пружиной ее заправляло честолюбие императрицы Цинь-Ай, но она так ловко сумела поставить себя в ней, что мы даже не видим ни одного неловкого движения, ни одного содрогания мускулов. Сверху всем заведуют ее братья, которые явились обвинителями. Обвинение это заключалось в следующем: Пынь-цзя-ну, Цзи-сунь и прочие подали обвинение на то, что будто цзай-сян Северного департамента Чубу и государственный тесть (го-цзё) Бита[425] замыслили о бунте не без участия императрицы Жень-де. Как мы уже знаем, императорским декретом было постановлено: Чубу и пр. 10 человек с императрицей признать виновными и подвергнуть допросу. Но Синь-цзун перед этим сказал своей матери: «Императрица (Жень-де) служила прежнему государю 40 лет, ласкала и воспитала меня (соб. Мяо-гун, косое тело), и должна быть награждена титулом Тай Хоу, а теперь возводят на нее обвинение в заговоре о возмущении?!» Цинь-Ай, однако ж, выдержала себя и только сказала: «Можно опасаться, что эти люди после причинят великие беспокойства». Император заметил: «Императрица старая и не имеет сыновей, хотя она и жива, но не может уже быть матерью...», и, по настоянию своей матери, сослал ее в Шань-Цзинь (Линь-хуань-фу). Цинь-Ай не последовала за парадным поездом при переселении Жень-де в Шань-Цзинь, не участвовала также и на весенней охоте. Она думала, что император сожалеет о своей воспитательнице и может оказать ей милость, почему и отправила одного чиновника поскорее прекратить ее жизнь. Когда посланный прибыл, императрица сказала: «Я действительно не виновата: вселенная это знает; вельможи (?) ожидают моей смерти, а засим должна последовать смерть: как же так?!» Посланный возвратился[426], а императрица вскоре умерла, лет 50-ти от роду. Могила ее в горах Муе (Муешань в Бардам-ола), в темном, уединенном месте. Колесницы, сопровождавшие ее труп, следовали необыкновенно торжественно и печально. Надгробный титул: Жень-де-хуань хоу (человеколюбиво-добродетельная императрица), насыпь над ней служит также и для гроба Цинь-Ай.
426
Совершил ли он убийство — история ничего не говорит. Видно, что тут как-то глухо высказано: может быть, историк руководился чем-нибудь посторонним, поэтому не внес этот акт на страницы истории.