Конечно, я видел даже через прицел, как она оголила свою задницу в кружевном белье. Понимаю, откровенное платье для образа, а белье, которое никто не видит — для кого?
— Нам нужно ехать. — говорит она, скрещивая руки, смотря на меня с вызовом. — И у него убили отца, ему нужна поддержка…
— Не тебе его поддерживать. — я перехожу на шипение, потому что она меня раздражает. Всем своим видом и поведением. Выскочка. — Не поддавайся ложным надеждам, если он сыграл роль твоего любовника, это не значит еще, что он им станет.
Лида вспыхивает, закусывает губу и отпускает мне пощечину.
— Идиот! — она отходит к машине, потирая плечи. — Пиджак хотя бы предложил, мне холодно! Мужлан неотесанный.
Нехотя снимаю пиджак и бросаю ей, максимально сильно, но она все равно ловит его, стараясь не смотреть на меня. Я остался в одних брюках с голым торсом и теперь холодно мне. Все тело покрывается мурашками.
— А теперь иди в машину.
— Не приказывай мне. — огрызается еще.
Ну все, это моя последняя капля.
Подхожу к ней и притягиваю к себе, встряхиваю, сильно, она пытается оттолкнуть, но я держу намертво. Ее выходки меня достали.
— Ты сейчас садишься в машину. — говорю спокойно по слогам. — Не сядешь сама, поедешь в багажнике с Рамазаном.
Знаю, что ей больно от моих рук, даже синяки будут. Вижу, как морщится лицо, но она терпит, умеет подавлять боль.
Отпускаю резко, так что она чуть не падает, впечатывается в машину. Делает глубокие вдохи и залазит, хлопает дверью так, что на миг, мне кажется, дверь сломалась.
Оборачиваюсь и ловлю взгляд Луки, который все это время наблюдал за ними. По его лицу никогда не поймёшь о чем думает, Алиса вот всегда знает, она чувствует его.
Подхожу к нему, беру протянутую мне сигарету, закуриваю.
— Раздражает тебя? — спокойно спрашивает он и я киваю. — Знаешь, Захар, когда женщина тебя раздражает настолько, что ты таскаешь ее за грудки — это к свадьбе. По себе знаю.
Он оборачивается ко мне и выпускает дым, в его глазах так и вижу лукавые искорки.
Алиса
— Где Лука? — я слышала, как Майлз говорил с Лукой, и теперь моё сердце билось вдвое быстрее. Лука снова залез в улей с пчёлами и может быть покусанный, вдруг его кто-то уже ужалил и он истекает кровью?
— С ним все хорошо. — отвечает спокойно друг, выжимая газ. — В бардачке лежат документы, там три паспорта, достань их, пожалуйста, положи в сумку. В аэропорту нельзя привлекать внимание.
— Ты истекаешь кровью. — говорю я, просматривая паспорта. Лука подготовил документы на меня, Макса и Майлза, так будто мы семья. — Лука остается в Москве?
— Наверное. Я не знаю, владею только той информацией, которую он мне сказал!
Пряча паспорта, вспоминаю о письме от мужа, которое спрятано в кармане. Сразу достаю его, проглаживая бумагу рукой. Лука не романтик, это его первое письмо от руки.
Внутри все сжимается от страха, что там может быть,
«Мониша,
Майлз отвезёт Вас с Максом в Париж, где Вас встретит мой юрист и друг Жак, он проверенный и верный человек, не военный, но предоставит все необходимое для укрытия во Франции. Мне нужно будет время на решение оставшихся проблем в Москве, сколько это займёт времени — я не знаю. Но обещаю, что не пропаду и буду звонить. Любая связь через Майлза по защищённому каналу. Без его одобрения — ни шагу.
Очень прошу, без шалостей, твоя задача заботиться о себе и детях, как ты и хотела.
Еще полтора года назад я не мог представить себя семьянином, человеком у которого есть жена и дети. А теперь ты срослась с моей жизнью, как его неотъемлемая часть: мои люди пошли за тобой, как шли бы за мной; мои друзья полюбили тебя как сестру, преданы стали как матери родной, в церкви моей тебя ждут больше, чем меня… я сам жить не хочу без тебя и наших детей.
Очень надеюсь на твоё благоразумие, птенчик.
Люблю и уже скучаю, девочка моя.»
Не удержавшись, я прижала к себе его письмо, чувствуя еще запах сигарет и парфюма Луки, чувствуя железную руку Дьявола, контролирующего все. Выдыхая, посмотрела на Майлза, слабо улыбаясь, очень мне хотелось узнать, как муж выпустил узника на свободу.
В нескольких километрах от аэропорта на парковке у Макдональдса стояло два огромных джипа, которые бросались в глаза сразу же. Рядом с ними топтались амбалы, которые притягивали взор сильнее, чем два дорогущих автомобиля среди скромных машин.
За это время Макс значительно вытянулся, ему всего восемь, но выглядит старше. Глаза и вовсе старческие, мой бедный мальчик.
— Макс! — почти кричу от счастья, что он жив и здоров, обнимаю его, тискаю. — Ну чего же ты стоишь, кислый, как щи!
Из машины выходит Алан, вижу впервые его в таком виде. Растрепанного с засохшей кровью на губе и лице, одежда измята, а пиджак порван. В последний раз таким потерянным я его видела в больнице, когда он сообщил мне о гибели ребенка.
Я щупаю Макса, чтобы определить его целостность, на нем нет ран, ищу глазами Ханзи, чтобы удостовериться, что с ним все хорошо.
— Нет. — шепчу я, прижимая Макса еще крепче, словно если отпущу — потеряю. — Ханзи…
Майлз издаёт звук похожий на рёв раненого зверя, хватает Алана за плечи и начинает трясти, как сумасшедший.
— Что случилось? — если в глазах Алана стоят слезы, то в Майлза — горит огонь, который пожирает его душу.
— Я виноват в его смерти… Они нагнали нас и столкнули с дороги, я не справился с управлением… Не защитил. — голос Ала очень глух, он выцвел и растерял задорные нотки, которыми всегда был пропитан. Чувствую боль.
Майлз отпускает его и кусает локоть, стараясь сдержать крик, после чего опять бросается к Алу и обнимает его, крепко и так сильно, что мне кажется, что он сломает его.
— Ты не виноват, брат. — он шепчет нежно, успокаивает его. Замираю, наблюдая за ними зачарованно, впервые видя их такими.
— У нас мало время. — выдавливает Алан, отстраняясь и глядя на нас. — Вам нужно ехать, самолёт через два часа, нужно успеть еще на регистрацию.
Макс продолжает молчать, не издаёт и слова, я начинаю бояться за него. Мальчик потерял рано родителей, многое пережил в Сирии и теперь продолжает жить, как на войне. А теперь и Ханзи, который стал ему близок. Сжимаю его руку крепко. Сейчас мне нужно думать о себе и детях.
Майлз кивает, проводя рукой по волосам.
— Дай мне свою рубашку, моя вся в крови. — он параллельно начинает раздеваться. На руке оказывается незначительная царапина, которая не угрожает жизни, но обильно кровоточит.
Алан по инерции, без особых чувств, лепит лейкопластырь на его руку, который находит у себя в бардачке. Сняв рубашку и оказавшись в одних брюках на холоде, Алан казался совсем бледным, но никак не жалким. Отдать должное доктору, он был в прекрасной физической форме. Раньше я никогда не рассматривала его как мужчину, на фоне Луки он был всегда меньше и ниже ростом. Не такой брутальный, как его друзья, более мягкий и скромный, но сейчас в нем чувствовался стержень.
— Поехали. — сказал Майлз, обнимая еще раз Алана, хлопая его по спине и садясь на водительское сиденье джипа. Макс, быстро пожав руку и буркнув что-то невразумительное, заскочил в машину.
— Береги себя. — прошептала я, обнимая его крепко, надеясь только, что это не в последний раз.
В нашем мире, чтобы выжить приходится отодвигать такое чувство, как скорбь на второй план. Поддаться слабости можно только в минуты, когда ты в безопасности. Сейчас нам оставалось только двигаться несмотря ни на что. Внутри меня зудел страх за Луку, где он и с кем он, все ли с ним хорошо, ранен ли он. Душа болела по Ханзи, который заслуживал смерти на своей ферме от старости, а не от шальной пули.
Мне хотелось услышать голос любимого, почувствовать его руки, но у меня не было даже возможности ему позвонить.
Полёт казался невыносимо долгим. Из нас троих заснуть не удалось никому.