Я вспоминаю, однажды у нас, на даче, в Болшеве, мама сидит на своей постели (не постель, а вроде диванчик) и смотрит, близко поднеся её к лампе (такой же матовый шар, как в вашем детстве), свою ладонь. «А я будудо-олго жить, линия <жизни> у меня опять же длинная», — говорит она нараспев, с оттенком торжества в голосе. «Я вас всех переживу», - говорит она с шутливой улыбкой. Под той же лампой большой неуклюжий подросток, красавец Мур рассматривает иллюстрации в старинной книге об Испании, опершись щекой о ладонь своей похожей на мамину руки. Итак, два профиля, две ладони, мать и сын. Две судьбы. А как она была права! Она будет долго жить, и всех переживет она, умершая, нас, ещё живых. Целую Вас, <Асе>нь-ка, и люблю. Надеюсь на скорую нашу встречу.
Ваша Аля
' Речь идет о Б.Л. Пастернаке.
2 Сохранилась запись Елены Ефимовны Тагер (1909-1981) о звонке к ней Пастернака: «...приехала Марина Цветаева, и Каверин (и еще кого-то он назвал -я не помню) сказали, что мне нельзя, опасно к ней идти. Как быть? Я, возмутившись: “Как же, Борис Леонидович, - ведь она же ваш друг”. Потом, положив трубку, я поняла, как не обдуман, поверхностен и дешев был мой совет. Какие то были времена! И написала Б.Л.: “Вам не надо ездить к Марине - пока не надо"» (Воспоминания о Марине Цветаевой: Возвращение на родину. М., 2002 С. 64).
В письме жене от 10.IX.41 г. Б.Л. Пастернак писал: «Вчера ночью Федин сказал мне, будто с собой покончила Марина. Я не хочу верить этому <... > Если это правда, то какой же это ужас! Позаботься тогда о ее мальчике, узнай, где он и что с ним. Какая вина на мне, если это так! Вот и говори после этого о “посторонних" заботах, это никогда не простится мне. Последний год я перестал интересоваться ей, она была на очень высоком счету в интеллигентном обществе и среди понимающих, входила в моду, в ней принимали участие мои личные друзья, Гарик, Асмусы, Коля Вильям, наконец, Асеев. Т. к. стало очень лестно числиться ее лучшим другом, и по многим другим причинам я отошел от нее и не навязывался ей, а в последний год как бы и совсем забыл» (Пастернак Б. Поли. собр. соч.: В XI т. М., 2005. Т. IX. С. 246).
3 На одном из творческих вечеров Давида Самойлова я (Р. В.) слышала его рассказ о том, что он видел в конце 1939 г. Б. Пастернака и М. Цветаеву в приемной директора Гослитиздата П.И. Чагина (в разговоре со мной Е.Я. Эфрон также говорила, что Б. Пастернак «ходил с Мариной» к директору издательства). А 29.1.40 г. М.И. Цветаева пишет Л.В. Веприцкой: «...один человек из Гослитиздата, этими делами ведающий, настойчиво предлагает мне издать книгу стихов...» (VII, 669). Б. Пастернак познакомил также М. Цветаеву с заведующей редакцией литературы народов СССР А.С. Рябининой, и она получила заказ на переводы поэм грузинского поэта Важа Пшавелы для антологии грузинской литературы. В журнале «Интернациональная литература» работал давний друг Б.Л. Пастернака Н.Н. Вильям-Вильмонт. С ним связано, по всей вероятности, получение М.И. Цветаевой многочисленных заказов на переводоы для журнала: болгарских поэтов, ляшского поэта Ондры Лысогорского, немецких народных песен и английских народных баллад и, главное, заказ на перевод «Плавания» Шарля Бодлера.
В письме к Л.В. Веприцкой от 29.1.40 г. М.И. Цветаева рассказывает, что он, «...бросив последние строки Гамлета, пришел по первому зову - и мы ходили с ним под снегом и по снегу - до часу ночи, - и все отлегло...» (VII, 670).
11 .V.40 г. М. Цветаева с Муром были по приглашению Б.Л. на его чтении перевода «Гамлета» в Московском госинституте (так Мур в своем дневнике называет Литературный институт), а потом ужинали с ним у Е.В. Пастернак, жившей во флигеле этого института на Тверском бульваре, и Б.Л. проводил их в Мерзляковский пер., где они ночевали.
Из воспоминаний поэта и переводчика С.И. Липкина (1911-2003) известно, что осенью 1940 г. Б.Л. Пастернак пригласил М.И. Цветаеву на свою дачу в Переделкине, где он устраивал застолье для грузинских поэтов: контакты с ними были для нее полезны, так как она переводила с грузинского. С. Липкин приводит ее слова о том, что она Пастернаку «благодарна за то многое, что он для нее сделал». «...Он ко мне добр, но я ждала большего, чем забота богатого, я ждала дружбы равного» (Липкин С. Вечер и день с Цветаевой // Марина Цветаева в воспоминаниях современников: Возвращение на родину. М., 2002. С. 135).
Б.Л. приходил также в комнатку Е.Я. Эфрон, и, по ее словам, Марина раздражалась тем, что Б.Л. вовлекал в общий разговор ееиЗ.М. Ширкевич. Но все это были встречи на людях.
В Чистополе зимой 1942 г., постоянно возвращаясь мыслями к гибели Ма рины, Б.Л. говорил драматургу А.К. Гладкову (1912-1976): «Я очень любил ее и теперь сожалею, что не искал случая высказывать ей это так часто, как ей это, может, было нужно» (Гладков А. Встречи с Пастернаком // Воспоминания о Борисе Пастернаке. М., 1993. С. 337).
4Генрих Густавович Нейгауз (1888-1964) - пианист, профессор консерватории, ближайший друг Б.Л. Пастернака. Имя Нейгауза упоминает М. Цветаева в письмах к дочери, называя его в письме от 24. IX.40 «бесконечно-милым», а в письме от 16.V.41 г. она пишет: «Я очень дружна с Нейгаузом, он обожает стихи» (VII, 749) и рассказывает об эпизоде, когда ей срочно потребовались большие деньги, чтобы снять комнату, - тогда Нейгауз поехал с нею в писательский поселок Переделкино на дачу Пастернака, и, хотя Б.Л. в этот день на даче не оказалось, Зинаида Николаевна, жена Пастернака, обошла “все имущее Переделкино'' и добыла нужную сумму»
6 М. Цветаева писала дочери в письме от 16.V.41 г.: «Борис всю зиму провел на даче, и не видела его с осени ни разу, он перевел Гамлета и теперь, кажется, Ромео и Джульетту и, кажется, хочет - вообще всего Шекспира. Он совсем не постарел, хотя ему 51 год, - чуть начинает седеть. У него чудный мальчик, необычайной красоты, и это - вся его любовь. <...> Огород у него - феноменальный: квадратная верста, и все - огурцы. Я была у него раз на даче, прошлой осенью» (VII, 749).
6 «Четвертый год...» (из цикла «Стихи к дочери», 1916) приводятся неточно, по памяти, с пропуском второй строфы.
7 Приведена первая строфа одноименного стих. 1919 г. (I, 484).
‘ Приведена вторая строфа третьего стих. 1918 г. из цикла «Але» («И как под землю трава...») (I, 422).
9 Неточно приведена четвертая строфа первого стих, из цикла «Стихи о Москве» («Облака - вокруг...», 1916) (I, 268).
,0 Неточно приведены две первые строфы из стих. 1913 г. «Уж сколько их упало в эту бездну...» (I, 190-191).
" См. примеч. 6 к письму А.С. Эфрон А.И. Цветаевой от 20.Х.44 г.
12 См. примеч. 5 к письму А.С. Эфрон А.И. Цветаевой от 16.IX.45.
А.И. Цветаевой
15 июля 1945
Родная Ася. Ко мне приезжал муж1, рассказал про всех, тороплюсь написать Вам: последнее письмо, вернее открытка, от Мура была получена в августе прошлого года. С тех пор известий нет. На все справки, наводившиеся мужем и девушкой, с которой Мур дружил2, поступил ответ: «в списках раненых и убитых не числится».
На вербной неделе от крупозного воспаления легких умерла Вера3. Умерла одна, в марийском селе, где находилась в эвакуации. Нюся4, бывшая в 20 километрах от неё, не знала.
Последнее, что известно о Коте5, это то, что после тяжелого ранения в обе ноги он находится на излечении в львовском госпитале. Но с тех пор известий нет.
О маме: место её смерти и погребения было известно Муру, с его слов известно мужу. Последнее её письмо, вернее — записка, адресованная папе и мне, находится у Мура. Он взял её с собой. Муж помнит её содержание. Все ли её рукописи целы, муж определить не в состоянии, но всё, что ему удалось спасти из когтей Ваших знакомых - Садовских6, - находится у него. Решительно все её вещи и все книги, оставленные мамой на хранение Садовским, были ими распроданы после её отъезда. В кн<ижных> магазинах Мур находил книги, надписанные ей и ею, но выкупить, конечно, был не в состоянии.
Последние мамины письма, полученные мною на Севере, её фотографии, письма и карточки Мура целы и находятся у Лили.