Я знаю, что Вас раздражают мои отношения к давно прошедшему. Но близким трудно писать в этих условиях, всё крайне высушено и однобоко — нужно рассказать «живым голосом». Очень трудно со временем - и пространством. Получили ли нашу с Муром карточку и мой карандашный портрет? Нужно кончать. Целую и люблю.
Ваша Аля 41
2 Под этим заглавием было напечатано в журнале «30 дней» (1940. № 4) стих. 1920 г. «Вчера еще в глаза глядел...». М.И. Цветаева рассказывала Н, Кончаловской: «Я никак не могла уговорить редактора не называть так этих стихов. Он утверждал, что это стихи о несчастных, обездоленных женщинах прошлого, о таких, каких теперь нет. А стихи-то просто любовные» (Кончаловская Н. Накануне катастрофы // Марина Цветаева в воспоминаниях современников: Возвращение на родину. М., 2002. С. 139).
3Андрей Иванович Цветаев (1890-1933) и Валерия Ивановна Цветаева (1883-1966) - дети Ивана Владимировича Цветаева от его брака с Варварой Дмитриевной Иловайской (1858-1890).
4 Тьо (или Тетей) звали в детстве сестры Цветаевы Сусанну Давыдовну Мейн (урожд. Эмлер; 1842/1843-1919). «“Тетя” была бывшая экономка дедушки, бывшая бонна мамы, для нее им выписанная из Швейцарии <...>, дедушка оставил ее в доме при маме и до дня маминого замужества, - а тогда, в благодарность за отданную дому жизнь, чинно обвенчался с ней (для чего она приняла православное крещение)» (Цветаева А. Воспоминания. М., 2002. С. 29). После смерти мужа -деда сестер Цветаевых, Александра Даниловича Мейна (1836-1899),-она поселилась в унаследованном от него доме в Тарусе. Теперь в этом доме находится Музей семьи Цветаевых.
5 Герой романа французской писательницы 3. Флерио (SenaTd Fleuriot; 1829— 1890) «Raoul Daubry: chef de famine» упомянут M. Цветаевой в мемуарной прозе «Дом у Старого Пимена»: «.. .из глубочайших недр моего младенчества встает <... > Рауль Добри из романа для девиц» (V, 112).
• Осенью 1902 г. врачи рекомендовали увезти заболевшую туберкулезом М.А. Цветаеву в Италию, и муж поехал с нею, с десятилетней Мариной и восьмилетней Асей в городок Нерви под Генуей, где все они остались на зиму, а в мае 1903 г. девочек отправили в Лозанну (Швейцария) в пансион сестер Лаказ.
А.И. Цветаевой
26 октября 1945
Дорогая Асенька, получила Ваши письма, посланные 22 августа и 9 сентября, одно из них — заказное. И заранее (потому что только завтра он будет), и запоздало (п. ч. не скоро получите) поздравляю Вас с днём рождения.
Боюсь, что поэтические мечты Бориса о переносе маминого тела — это только поэтические мечты41. Это дело связано с такими хлопотами и тратами, что ему его не поднять, «такому, как я его знаю», как говорят французы. Он и живой не смог ей помочь, и мёртвую не сдвинет с места. Но я считаю, что это непременно нужно будет сделать — нам, близким и родным ей людям. Вам и мне, когда мы сможем, папе и Муру, если они живы: мамино вечное желание при жизни, желание, которое она очень часто повторяла и нам с Муром, и папе, и друзьям, было, чтобы прах её сожгли в крематории2, она ни за что не хотела, чтобы её тело хоронили. Мне ужасно больно, что это её желание не смогло быть выполнено тогда. По-моему, мы должны будем его выполнить потом, когда сможем приняться за это дело, а урну с прахом установить на Ваганьковском кладбище — «Зори ранние - на Ва-ганькове»3, рядом с прахом её матери, которую она особенно часто и с особенной любовью, осознав её окончательно, вспоминала в последние годы (о матери, о Вас и о себе маленьких она написала несколько чудесных вещей (проза). Напишите, что Вы думаете по этому поводу.
Асенька, какие мы с Вами разные: Вас тянет в Елабугу, место, где она умерла, а у меня ужас и отвращение к этому городу. <Я> должна буду быть там и буду, раз должна. Но у меня такой ужас всего моего существа перед её смертью, перед этим местом, связанным только с её страданием и смертью, перед всем этим, что, не будь бы я должна, я никогда в жизни не поехала бы туда. Во всяком случае, жить там, где она умерла, я ни за что не хочу. Мне хочется жить там, где она жила. Для меня она всюду, где жизнь, но только не в могиле, только не в Елабуге. Асенька, я не могу толком объяснить, почему это так. М.. б., потому, что она, любя жизнь, но часто думая о смерти, смерти не боясь, боялась могилы, могильной земли - «Меня будут черви есть? ни за что — пусть меня сожгут!» — а для меня Елабуга — это именно могила, где её черви ели, где всё случилось так против её желания. Судьба, пусть. Но я всё ненавижу этот город.
Её письмо 10-го года, о к<отор>ом Вы упоминаете, но копии которого я не получила, каково бы оно ни было, - это совсем не то. Она была совсем не та в последние годы, её страдания не имеют ничего общего со страданиями подростка, которым она была тогда.
Стихи из Пушкинского цикла я получила. Они, по-моему, 36-го года4. Конечно, я их читала. Не помню, сколько стихотворений включал в себя этот цикл. По-моему, не меньше 12. Так — Пушкин и Пётр; замечательные «Старинная народная песнь» и «Писала я на аспидной доске...»5, а также «Стихи к дочери» не дошли до меня. Ещё, м. б., получу. Я Вам сама, по памяти переписывала несколько «Стихов к дочери» — получили ли? Получили ли посланные мной, случайно найденные в журнале стихи Волошина? Вообще, я вижу, что очень многие мои письма где-то залеживаются. Надеюсь, что рано или поздно они дойдут до Вас, как и Ваши - до меня.
Асенька, мои перспективы отъезда и вообще перехода с этой работы пока что очень призрачны. Муж очень хлопочет о переводе меня в Москву, но дело продвигается туго, т. ч. я совсем не знаю и не представляю себе насчёт дальнейшего. Подписанный мной договор с учреждением, в котором я работаю, связывает меня до августа 1947 г.6, но, м. б., мужу удастся расторгнуть этот контракт раньше, что мне очень хотелось бы. Если мне не удастся выехать к мужу, то, верно, придется обосноваться здесь, всё же работа по специальности, с продуктами легче, чем в других местах, от Москвы недалеко (ночь езды) и т. д., и пр<очее>, пока огляжусь. Вам я советую только к Андрюше ехать, в первую очередь, а там видно будет. Вы ведь так им нужны, а его тоску по Вас я по своей могу измерить. Я попрошу мужа выслать Вам денег, сколько он сможет, на случай дороги. Непременно напишите Андрюше насчёт денег. Они непременно должны у Вас быть. Весь свой скарб берегите, пока он Вам нужен на месте, и без колебаний выбросьте всё лишнее, как только тронетесь в путь. Спинной мешок и в крайнем случае одеяло, кроме всего того, что на Вас будет надето, вот и всё. Не убивайте себя в дороге вещами: и <вилка>, ложка и нож — вот и вся посуда. Попутчиц и попутчиков найдёте себе в новом направлении, одна не поедете. С Андрюшей договоритесь заблаговременно о Вашем приезде к нему, чтобы на случай его перемещения он телеграфировал Вам об изменении Вашего возможного маршрута. Непременно к нему, Ася, или возможно ближе к нему, чтобы в первую очередь быть с ним. А оттуда, когда всё это свершится, наладим и нашу с Вами встречу, и всё дальнейшее.
Что за портрет мамы в клетчатом платье? Если анфас, с седой прядью, с немного изменённым ретушью носом, то это — портрет, снятый очень скоро после рождения Мура, в 1924 г.7 У меня есть здесь такая её карточка, с надписью. Единственные её строки, что у меня — здесь — есть. Письмо о фибровом чемоданчике я не получила, но вкратце рассказали, что там было. Асенька, никакие фибровые и нефибровые чемоданчики не могли заставить маму никогда расстаться «с кошёлкою базарной», как ни сердились на неё за это папа и, особенно, Мур. И чтобы Вы не угрызались, я скажу Вам, что в Ваш приезд тогда8 мама Вам подарила не помню сколько, но сколько-то ночных рубашек. А потом одну из них она «пожалела» (она была в ней, когда родился Мур) и тихонько взяла обратно. Когда же Вы уехали,