Целую тебя и люблю.
2 декабря 1955
Дорогой Адкин, получила твоё письмо насчёт посылки и очень огорчилась тем, что ты плохо ешь присылаемое. Я не для «баловства» присылаю продукты, а чтобы ты питалась приличнее. При твоих условиях жизни приличное питание и достаточный сон - необходимы. Со сном помочь не могу, а продукты ты не ешь; и это просто глупо. <...> Обувь тебе припасу за зиму. Писала уже на этот счёт, жду ответа. Мне очень важно знать, что ты ешь как следует, это же сейчас необходимо при такой большой затрате сил.
Стихов не присылаю только из-за запарки, устаю и ничего толком не успеваю, совсем обалделая. Подготовку предполагаемого сборника закончила совсем, рукопись (в 2-х экз.) уже в Гослитиздате, первое впечатление приличное, хотя редакторы в отсутствии и речь велась с замами. Через некоторое время видно будет, как обернётся дело. Спасибо Казакевичу и Тарасенкову, они пока что хорошо помогают с книгой. Работу мне обещают и в Гослите (переводную), сейчас делаю какую-то дребедень для Болып. Сов. Энциклопедии — как ни странно - с русского на французский. Я подзабыла язык, но в процессе работы припоминается. Звоню К<ириллу>', в трудных случаях он помогает — у него великолепные словари, да и практика большая, он работает в Радио, во фр<анцузском> отделе.
На днях разделалась с Крученых и с Асеевым (Крученых скупал у Мура мамины рукописи и торговал ими, а про Асеева, руководившего группой эвакуированных в Елабугу, я тебе рассказывала). Сперва звонил Крученых — я его напугала без памяти, пригрозила отдать под суд за торговлю - в частности, письмами - он, видимо, позвонил Асееву, а тот — мне: «А.С.? с Вами говорит Н<иколай> Н<иколае-вич>. — «Вы надолго приехали?» — «Навек». — «Когда Вы к нам придете?» — «Никогда». — «Почему?» — «Сами можете догадаться» — вешаю трубку. Снова звонок: «А.С., я не понимаю... Меня, видно, оклеветали перед Вами... Ваши письма из Рязани я берегу, как самое дорогое (!!!)». — «А я, Н.Н., как самое дорогое берегу последнее письмо матери к Вам, где она поручает Вам сына». - «А.С. - это подлог (!) -это ненастоящее письмо!5 Я хочу объясниться с Вами!» - «Н.Н., всё ясно и так, прошу Вас не звонить мне и не советую встречаться». Вешаю трубку. И сразу на душе стало легче. Нет, ведь каков сукин сын! -Тёткам3 несколько лучше, и Зина начинает вставать, но хозяйство меня заедает и все эти диеты. Купила тебе хороший пояс лакированный узкий — такие носят на зимнем пальто, потом пояс ученический,
пряжку (некрасивую, других нет) и пуговицы (хороших нет по всей Москве) и небольшой набор мулине — там есть свекольные, и яркокрасные, и красивый бледно-травяной, остальные — ерунда, но авось пригодятся. Это тебе будет ко дню рождения - вышлю бандеролью. Пока целую крепко и люблю.
Твой 3 *
' Кирилл Викторович Хенкин (р. 1916) был знаком с А.С. еще во Франции - в Ванве семья Хенкиных соседствовала с семьей Цветаевой.
2 Подлинник предсмертного письма М.И. Цветаевой к Н.Н. Асееву, его жене К.М. Асеевой (урожд. Синяковой) и ее сестрам, также находившимся в то время в Чистополе, существует, он хранится в ее фонде (Ф. 1190) в РГАЛИ. Приводим текст письма по оригиналу:
«Дорогой Николай Николаевич!
Дорогие сестры Синяковы!
Умоляю Вас взять Мура к себе в Чистополь - просто взять его в сыновья - и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю.
У меня в сумке 450 р. и если постараться распродать все мои вещи
В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их Вам, берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына - заслуживает.
А меня - простите. Не вынесла.
М.Ц.
Не оставляйте его никогда. Была бы без ума счастлива, если бы он жил у
вас.
Уедите - увезите с собою.
Не бросайте!»
Письмо написано карандашом на обеих сторонах почтовой открытки и вложено в конверт с адресом:
«Николаю Николаевичу Асееву Чистополь
Угол Наримановской и Володарской ул.
(кажется № 69)
Передать в руки».
Письмо опубликовано в кн. М. Белкиной «Скрещение судеб. Попытка Цветаевой, двух последних лет ее жизни. Попытка детей ее. Попытка времени» (М., 1988. С. 326; 2-е изд. М., 1992. С. 327) по копии, сделанной рукой З.М. Ширке-вич, с некоторыми неточностями. Остается не до конца проясненным, почему подлинник оказался в архиве М. Цветаевой. Некоторым косвенным указанием на знакомство Н.Н. Асеева с этим письмом может служить мой (P.S.) разговор в 1966 г. с Ксенией Михайловной Асеевой: она передавала содержащиеся в письме подробности и цитировала целые фразы из него.
3 Тетками А.С. называет не только сестру отца Е.Я. Эфрон, но и ее подругу З.М. Ширкевич.
4 «Твой 3.», то есть «Заяц».
Э.Г. Казакевичу
22 декабря 1955
Милый Эммануил Генрихович, Вам, наверное, будет интересна эта мамина анкета 1926 г.1, напечатанная когда-то в одном из парижских литературных журналов. Это — очень «она» тех лет. Потом уже отошли и Наполеон, и Гюго, и молодость, и дворянство. Княжество, природа, стихи, одиночество — главное — одиночество! остались до конца, до самого отъезда - куда — не скажу67.
Копию посылаю Тарасенкову, для восполнения пробелов его коллекции (кстати, глупое слово - годится только для бабочек!).
Анкету эту получила вчера от людей, столько лет её хранивших!
Всего Вам доброго и ещё раз спасибо за всё.
Ваша А.Э.
А.К. Тарасенкову
7 февраля 1956
Милый Анатолий Кузьмич, спасибо за весточку - дошла она до меня 6-го с последней вечерней почтой, шла как раз, как от Москвы до Омска, а это не со всяким письмом случается.
Как Вам эти морозы? Как дышится Вам и сердцу? Спасибо за Сонечку1. Мама очень любила её в «Белых ночах», только она эту самую «mise en scene»* помнила несколько иначе, чем Яхонтов рассказывает2 - не сидела Сонечка в кресле, а стояла, опираясь обеими согнутыми в локтях руками о спинку стула, так, как обычно о подоконник опираются, выглядывая наружу, знаете? и рассказывала, чуть покачиваясь, и все были не то что очарованы - зачарованы! Тут где-то рядом с нами живут её родственники или близкие друзья3, от которых я весной 1937 г. узнала о её смерти.
|
| Сонечка Голлидэй в роли Настеньки в моноспектакле «Белые ночи» |
Кто её помнит сейчас? её час ещё не пробил, она пока живёт на дне железного сундучка, как ещё не проклюнувшееся зернышко собственной славы — в маминой повести. В один прекрасный день они воскреснут обе — мама и Сонечка, рука об руку.
И опять все их будут любить. Не скоро приходит эта, самая настоящая, посмертная любовь, так называемое «признание», куда более прочная и непоправимая, чем все прижизненные.
Непоправимая, неутолимая наша любовь к Пушкину, и к Маяковскому, и
Мизансцену (фр.).
многим поныне живым — но рукой не достанешь и голоса не услышишь.
Новостей нет. Всё заморожено4. Что будет — напишу. Деборд-Валь-мор5 подаётся и поддаётся, но хуже, чем если бы у меня была своя собственная комната6, свой собственный стол и своё собственное время. Пока что из всех (пока что) переведённых (ещё начерно) строк мне нравятся только две:
6
Анкету, предназначенную для биобиблиографического «Словаря писателей XX века», прислал М. Цветаевой из СССР Б. Пастернак. Опубликована она почти полностью в кн.: Райнер Мария Рильке, Борис Пастернак, Марина Цветаева. Письма 1926 года. М., 1990. С. 69-72.