Ты, Ненависть, живёшь по пьяному закону: Сколь в глотку ни вливай, а жажды не унять... Как в сказке, где герой стоглавому дракону
Все головы срубил, глядишь — растут опять!
Но свалится под стол и захрапит пьянчуга,
Тебе же не уснуть, тебе не спиться с круга.
НАВАЖДЕНИЕ
Как ваша высь и глубь соборов кафедральных — Дремучие леса! — мне душу леденит!
В органных рёвах крон — все жалобы опальных И проклятых сердец, все стоны панихид...
Как ненавистен мне твой вечный бег смятенный, Могучий Океан! Так дух мятётся мой...
А в хохоте твоём — смех утысячеренный Униженных и злых, подхваченный тобой.
Как я любил бы ночь, когда бы не сусальный Блеск надоевших звёзд! Мила мне темнота, Однако и её читаю я с листа...
И пустота и мрак — бумаги рисовальной Незримые листы, и на любом - портрет:
С него глядят глаза, которых больше нет.
Поль Верлен v 1844-1896
NEVERMORE*
Зачем, зачем ты льнёшь ко мне, воспоминанье? Дрозда косой полёт в осеннем увяданье, Однообразный свет, бессильное сиянье Над жёлтою листвой - и ветра бормотанье...
Мы шли, она и я, - и ни души вокруг, -В мечты погружены; она спросила вдруг:
«Какой из дней твоих был самым лучшим, друг?»
О, голоса её небесный, кроткий звук,
Живого серебра звук сладостный и зыбкий...
Я, затаив слова, ответил ей улыбкой И губы приложил к её руке тогда...
Как первые цветы всегда благоуханны!
И первое в устах родившееся «да»,
И самые уста — как были вы желанны!
ЖЕНЩИНЕ
За кроткий дар мечты, за милость утешенья, Которые таит взгляд ваших глаз больших,
Из недр отчаяний жестоких этот стих —
Вам, чья душа чиста и вся — благоволенье.
Моя, увы, в тисках дурного наважденья, Истерзанная тварь в когтях страстей слепых... Безумье, ревность, гнев - кто перечислит их, Волков, мою судьбу грызущих в исступленье?
О, как страдаю я! Каким огнём палим!
Что мука первого изгнанника из рая,
Что первый стон его в сравнении с моим?
А ваши горести подобны, дорогая,
Проворным ласточкам — в прозрачных, как стекло, Сентябрьских небесах - когда ещё тепло.
9 Верлен П. Лирика. М., 1969.
* Никогда (англ.).
Луна проливала свет жестяной, Белила углы,
Над готикой крыш, над их крутизной, Дымы завивались, черней смолы.
Был пуст небосклон, и ветер стонал, Как некий фагот,
Вторя ему, свой тянул мадригал Иззябший и робкий бродяга-кот.
Я шёл, как во сне, в тебя погружён, Эллада теней...
Мне Фидий сопутствовал и Платон Под взглядами газовых фонарей.
СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ ПРОГУЛКА
Струил закат последний свой багрянец, Ещё белел кувшинок грустных глянец, Качавшихся меж лезвий тростника,
Под колыбельный лепет ветерка...
Я шёл, печаль свою сопровождая;
Над озером, средь ив плакучих тая, Вставал туман, как призрак самого Отчаянья, и жалобой его Казались диких уток пересвисты,
Друг друга звавших над травой росистой... Так между ив я шёл, свою печаль Сопровождая; сумрака вуаль Последний затуманила багрянец Заката и укрыла бледный глянец Кувшинок, в обрамленье тростника Качавшихся под лепет ветерка.
КЛАССИЧЕСКАЯ ВАЛЬПУРГИЕВА НОЧЬ
Второго Фауста шабаш; не тот, где бодро Резвятся ведьмы; нет! ритмический; такой Ритмический! Вообразите сад Ленотра: Прелестный, чинный и смешной.
Всё здесь гармония, расчёт и чувство меры: Окружности полян и череды аллей;
Фонтаны; там и сям — простёртые Венеры;
Вот — Антиной, а вот — Нерей.
Каштанов купола; искусственные дюны И горки; томных роз пленительный гарем Под стражей стриженых кустов; добавьте лунный Неверный свет над этим всем.
Чу! полночь пробило, и отголосок дальний, Печально, медленно и нежно подхватив Бой башенный, преобразил его в печальный И нежный, медленный мотив
Рогов охотничьих, в тангейзеровом роде.
Порыв смятенных чувств, смятенных душ испуг Слились в пьянящем, гармоническом разброде Протяжных голосов, и вдруг
Возник, протяжному призыву повинуясь,
Сонм призрачных фигур, в трепещущей игре Теней и месяца колеблясь и волнуясь...
Ватто, приснившийся Доре!
Что за отчаянье колеблет и сплетает
Туманные тела? Что за тоска ведёт
Вкруг статуй, вдоль аллей, как вдоль минувших маят,