Брожу один, стараясь стороной Всех обходить — за исключеньем той,
Кого в душе зову своей любимой,
Тогда как от неё, неумолимой,
Бежать бы мне, бежать, пока живой:
Она, быть может - друг себе самой,
А нам с Амуром враг непримиримый.
И вот она идёт, и, если я Не ошибаюсь, светом состраданья На этот раз наполнен гордый взгляд.
И тает робость вечная моя,
И я почти решаюсь на признанье,
Но вновь уста предательски молчат.
ХС
Зефир её рассыпанные пряди Закручивал в колечки золотые,
И свет любви, зажегшейся впервые, Блистал в её, нещедром ныне, взгляде.
Тогда казалось, что не о прохладе Вешают краски нежные, живые,
Её лица; и вспыхнули стихии Моей души, пожаром в вертограде.
Она предстала мне виденьем рая,
Явлением небесным — вплоть до звука Её речей, где каждый слог - Осанна.
И пусть теперь она совсем иная -Мне всё равно; не заживает рана,
Хоть и ослабла тетива у лука.
ccv
О, сладость гнева, сладость примирений, Услада муки, сладкая досада И сладость слов из пламени и хлада,
Столь сладостно внимаемых суждений!..
Терпи, душа, тишайшим из терпений -Ведь горечь сладости смирять нам надо Тем, что дана нам гордая отрада Любить её - венец моих стремлений...
Быть может, некто, некогда вздыхая, Ревниво молвит: «Тот страдал недаром,
Кого такая страсть поймала в сети!»
Другой воскликнет: «О, судьба лихая!
Зачем родился я не в веке старом?
Не в те года? Или она - не в эти?»
CCXI
Ведёт меня Амур, стремит Желанье,
Зовёт Привычка, погоняет Младость,
И, сердцу обещая мир и сладость, Протягивает руку Упованье.
И я её беру, хотя заране Был должен знать, что послан не на радость Вожатый мне; ведь слепота не в тягость Тому, кто Разум отдал на закланье.
Прелестный Лавр, цветущий серебристо, Чьи совершенства мною завладели,
Ты - лабиринт, влекущий неотвратно.
В него вошёл в году тысяча триста Двадцать седьмом, шестого дня апреля,
И не провижу выхода обратно.
CCXVIII
Какою бы красою ни блистали Перед её лицом другие лица —
Все меркнут, словно от луча денницы Меньшие звёзды в неоглядной дали.
Амур мне шепчет: «Можно без печали Нам жить, доколе век её продлится, Уйдёт она — и станет жизнь темницей, И сам не устою на пьедестале».
Всё будет так, как если бы природа Людей лишила разума и слова, Лишила влаги и моря, и реки,
Луга, леса — зелёного покрова, Светила отняла у небосвода —
Едва лишь Смерть её прикроет веки.
СОНЕТЫ НА СМЕРТЬ МАДОННЫ ЛАУРЫ CCLXXVHI
В цветущие, прекраснейшие лета,
Когда Любовь столь властна над Судьбою, Расставшись с оболочкою земною,
Мадонна взмыла во владенья света.
Живая, лишь сиянием одета,
Она с высот небесных правит мною. Последний час мой, первый час к покою, Настань, смени существованье это!
Чтоб, мыслям вслед, за нею воспарила, Раскрепостясь, душа моя, ликуя,
Приди, приди, желанная свобода!
По этой муке надобна и сила,
И промедленья боле не снесу я...
Зачем не умер я тому три года?
CCXCVII
В ней добродетель слиться с красотою Смогли в столь небывалом единенье,
Что в душу к ней не занесли смятенья,
Не мучили присущей им враждою.
Смерть разделила их своей косою:
Одна - навеки неба украшенье,
В земле — другая. Кротких глаз свеченье Поглощено могилой роковою.
Коль вслед любви, почиющей во гробе, Её устам, речам, очам (фиалам Небесным, что досель мой дух тревожат)
Отправиться — мой час пока не пробил, То имени блаженному, быть может,
Я послужу ещё пером усталым.
CCXCVIII
Дни, убегая, пламень угасили,
Который жёг меня, не согревая.
Рассеяли мечты о дольнем рае,
Свели на нет плоды моих усилий
И на две половины разделили Всё, чем владел, на чудо уповая:
Одна из них сияет в горнем крае.
Другая - похоронена в могиле.
Я сам себя страшусь, себя жалею, Завидую любой судьбе жестокой, Настолько нищ и наг в своей пустыне.
О жизнь, о смерть, о свет звезды далёкой, Час давний, ставший участью моею,
В какую бездну ввергнут вами ныне!
CCCI
Дол и река - слёз, жалоб и стенаний Моих вместилище; вы, звери, птицы, Которых здесь призвало воцариться Зелёных берегов очарованье;
Ты, ветер, брат смятенного дыханья, Холмы - переживаний вереница, ^ Тропа, которой властною десницей Ведёт меня любви воспоминанье,
Я узнаю вас в вашей дивной воле,
Но вы меня узнаете едва ли,
Носителя тоски моей безбрежной,
Прибредшего взглянуть на край, отколе Ушла она в заоблачные дали,
Земле оставив только прах свой нежный.
СССХШ
О ней писал и плакал я, сгорая В прохладе сладостной; ушло то время.
Её уж нет, а мне осталось бремя Тоски и слёз - и рифм усталых стая.
Взор нежных глаз, их красота святая Вошли мне в сердце, словно в пашню семя, — Но это сердце выбрала меж всеми И в плащ свой завернула, отлетая.
И с ней оно в земле и в горних кущах.
Где лучшую из чистых и смиренных Венчают лавром. Славой осиянным...
О как мне отрешиться от гнетущих Телесных риз, чтоб духом первозданным И с ней и с сердцем слиться - меж блаженных?
CCCXVII
Амур меня до тихого причала Довёл лишь в вечереющие годы Покоя, целомудрия — свободы От страсти, что меня обуревала.
Не потому ль душа любимой стала Терпимее к душе иной породы?
Но Смерть пришла и загубила всходы.
Всё, что растил, — в единый миг пропало.
А между тем уж время приближалось,
Когда она могла б внимать сердечно Моим словам о нежности, что длится.
В её святых речах сквозила б жалость...
Но стали бы тогда у нас, конечно,
Совсем иными волосы и лица.
СССХХ
О, ветер дней минувших над холмами, Блаженным местом твоего рожденья,
Мой свет, очам даривший наслажденье, Их ныне застилающий слезами!
Бессильные мечты, что стало с вами!
Луг и река - в сиротском оскуденье,
В твоём гнезде - печаль и запустенье... Хотел бы в нём покоиться, как в храме...
А некогда желал под этим кровом Я передышки обрести усладу За всё служение, за всю усталость...
Но был, увы, нещедрым и суровым Хозяин мой; я получил в награду Лишь пепла горсть, что от огня осталась.
CCCXXI
Так вот гнездо, в котором пламенело Сокровище из пурпура и злата...
Мой Феникс! Под крылом твоим когда-то Душа моя и грелась и горела.
Исток блаженной муки без предела,
Где лик твой светлый, о моя утрата?
На родине восхода и заката
Ты, что меж смертных равных не имела.
Тобой покинутый в тоске и горе,
Иду к местам, где всё казалось мило,
Где всё священно, ибо горе - мудро.
Гляжу, как ночь окутывает взгорья, Откуда ты на небо воспарила И где от глаз твоих рождалось утро.
CCCXXXIII
Идите к камню, жалобные строки, Сокрывшему любовь в её расцвете,
Скажите ей (и с неба вам ответит,
Пусть в прахе тлеть велел ей рок жестокий),
Что листья лавра в горестном потоке Ищу и собираю; листья эти —
Последние следы её на свете —
Ведут меня и близят встречи сроки.
Что я о ней живой, о ней в могиле -Нет, о бессмертной! — повествую в муке, Чтоб сохранить прелестный образ миру.
Скажите ей — пусть мне протянет руки И призовёт к своей небесной были В мой смертный час, как только брошу лиру.
CCCLXV
О канувшем былом моя кручина,
О том, что, возлюбивши горстку праха,
Я не дал крыльям взлёта и размаха,
Благим делам не положил почина.
Моя Тебе открыта сердцевина.
Исполнен горя, слабостей и страха,
Я сам себе — и приговор, и плаха.
О Господи, наставь меня, как сына,
И помоги блуждавшему в ненастье Мир обрести; уж коли пребыванье Бесплодным было — научи проститься.
Остаток моего существованья И смерть саму направь своей десницей.
Я уповаю на Твоё участье.
ИЗ ФРАНЦУЗСКОЙ ПОЭЗИИ