— Мила, я хочу поговорить с тобой, — уже вечером, когда я готовилась ко сну, произнесла я, заметив, как пальцы девушки дрогнули, пока она распутывала мои волосы из сложной прически.
— Конечно, ваше величество. Я слушаю, — тихо-тихо произнесла она, затравленно пряча взгляд и едва заметно съежившись.
— До меня дошли слухи, что у тебя была связь с дворецким. Это правда? — не стала я долго ходить вокруг, да около, внимательно рассматривая ее лицо в отражении зеркала. Мила дернулась, скорбно поджала губы, а подбородок предательски затрясся. В карих глазах появились слезы отчаяния, но она твердо кивнула.
— Это правда, ваше величество, — упавшим до шепота голосом призналась Мила. Я еще некоторое время рассматривала ее, а после задала очередной вопрос:
— Связь насильственная? Тебя принудили?
Всхлип повторился, а краска и вовсе сошла с милого лица, делая девушку бледной, как полотно, и когда я уже приготовилась рвать и метать, она покачала головой.
— Нет, госпожа. Все было без принуждения.
— Значит, слухи про тебя правдивы, и ты совратила женатого человека?
Служанка охнула, подняв на меня испуганные глаза и затрясла головой.
— Нет, сударыня, нет… Все было не так! Прошу, умоляю вас, госпожа, не отказывайтесь от меня! Она изведет меня, если я вернусь в основной штат. Она мне житья не даст и выживет из дворца!
— Ты о Мариссе? — нахмурилась я. Девушка больше не сдерживала слез и только коротко кивнула, боясь сказать еще хоть слово, а после посмотрела глазами побитой собаки.
— Объяснись, — потребовала я холодно и обернулась на девушку, что отшатнулась и покорно опустила голову, нервно сминая ткань подола скромного форменного платья.
— У меня бедная семья, госпожа. Отец сильно пьет, мать болеет, братья и сестры померли не так давно от болезни, вот и мать стала заболевать. Почти не двигается… и мне пришлось искать работу. Мамина знакомая пристроила меня прислугой во дворец… а господин Беристо… — она сбилась, но сглотнула и продолжила: — Он был добр ко мне. Это заметила госпожа Марисса… — она вновь всхлипнула и задохнулась судорожным вздохом, а мне было этого достаточно, чтобы понять, что мерзкая баба решила изжить конкурентку. Что может придумать такая мегера, как Мерисса — сложно представить. — Работать стало невыносимо, но я не могла оставить службу и лишиться единственного дохода на всю семью: это бы сгубило маму да и отец… он не простил бы вынудив… зарабатывать иначе, — поморщилась она, а девчонку уже колотило от нервов и переживаний. — Он уже пообещал, что будет продавать меня всем желающим, если я лишусь своей работы и перестану приносить деньги. Матушка уже не в силах защитить меня.
Я не торопила, понимая, как должно быть сложно ей говорить такое. Девушка слегка перевела дух, а после продолжила:
— Господин дворецкий предложил мне выход и вакансию личной служанки королевы, — наконец выдохнула служанка и опять опустила голову, давая мне возможность самой дойти до итога. Девчонка решила, что лучше один раз расплатиться телом, чем делать это постоянно и с разными людьми. И вот она передо мной. — Он выполнил свое обещание, — глухо добавила она, — Но после я узнала, что Марисса тоже захотела стать личной служанкой новой королевы, а, значит, будет со мной в паре. Для этого она задействовала свои связи с графиней, пообещав доносить на вас, а та попросила короля, — пожала Мила плечами, что было довольно красноречиво. Хотя, именно это я и подозревала. — Надавив на мужа с помощью его величества, Марисса стала главной служанкой… а я, была ее подручной, — вздохнула она.
Я молчала, размышляя о своем и о том, как мне вновь стало так тоскливо по своему родному миру и дому…
— Ваше величество, я умоляю вас, не губить меня. Ели вы от меня откажитесь, это будет означать конец для меня. Я не смогу так жить… — вновь зарыдала она.
— Сколько тебе? — тихо спросила я.
— Почти шестнадцать, госпожа… — покаялась она.
— Работай в прежнем режиме. Пока ты справляешься, но поблажки делать не стану, — отвернулась я, посмотрев в отражение, чтобы отметить, как в блестящих карих глазах застыло сначала неверие, а после, когда онемение слегка прошло, появились радость и облегчение, от которого мне стало муторно: как мало ей нужно для счастья…