Капеллан соединил руки брачующихся и прочитал приличествующие случаю молитвы, после чего Карл повернулся вполоборота к толпе и громко провозгласил:
– Перед Господом нашим и перед людьми – вот моя супруга!
– Вот супруг мой! – дрожащим голосом вымолвила Мария.
– Долгие лета герцогу и герцогине Дураццо! – стали кричать люди, хлопая в ладоши.
Молодожены тотчас же сели на невиданной красоты лошадей и в сопровождении рыцарей и пажей торжественно объехали город, после чего вернулись во дворец под гром рукоплесканий и звуки фанфар.
Когда невероятная новость достигла ушей королевы, первым движением души ее была огромная радость, что сестра наконец нашлась. Она удержала за руку Бертрана дʼАртуа, намеревавшегося вскочить в седло и во главе баронов напасть на кавалькаду, чтобы наказать похитителя. Иоанна устремила на него взгляд, исполненный глубокой печали.
– Увы, слишком поздно! – грустно проговорила она. – Карл и Мария – законные супруги, раз уж первосвященник Церкви, который, по воле моего деда, является и главой нашей семьи, дал им свое согласие. Мне только жаль мою злосчастную сестрицу, ведь, будучи еще совсем юной, она угодила в сети к мерзавцу, принесшему ее в жертву своим амбициям, мерзавцу, который рассчитывает благодаря этому браку получить права на мою корону. Бог мой! Странный рок довлеет над Анжуйской династией! Отец мой умер молодым, в самом расцвете славы. Моя мать вскоре сошла в могилу за ним следом. И обе мы, Мария и я, последние потомки Карла I, едва вступив в пору отрочества, были отданы подлецам, для которых мы – всего лишь ступеньки, ведущие к власти!
Опустошенная, Иоанна упала в кресло, и на ресницах у нее задрожали обжигающе горячие слезы.
– Дважды обнажал я шпагу, чтобы покарать ваших обидчиков, – укоризненным тоном заговорил Бертран, – и дважды вы приказывали мне вернуть ее в ножны. Знайте же, Иоанна, в третий раз я уже не буду таким послушным, и месть моя не коснется ни Роберта Кабанского, ни Карла Дураццо, но падет на человека, от коего проистекают все ваши мучения.
– Сжальтесь надо мной, Бертран, я не хочу, чтобы и вы произнесли эти слова! Позвольте приходить к вам всякий раз, когда эта ужасная мысль овладеет моей душой, эта кровавая угроза зазвучит у меня в ушах и эта жуткая картина предстанет перед глазами! Позвольте прийти к вам, возлюбленный мой, и поплакать у вас на груди, чтобы вы своим дыханием развеяли жар моих мыслей, чтобы в ваших глазах смогла я почерпнуть хоть немного мужества, которое оживит мою увядшую душу! Разве мало мне несчастий, чтобы и будущность свою отравить ядом вечных укоров совести? Прошу, поговорим о прощении и забытье, а не о ненависти и об отмщении. Покажите мне лучик надежды посреди окружившего меня мрака, поддержите меня, ибо неверны мои шаги, вместо того чтобы подталкивать к пропасти!
Словесные эти баталии повторялись ежедневно, при каждом новом проступке со стороны Андрея и его приверженцев. И по мере того, как ответные выпады Бертрана и друзей королевы становились все более решительными и, надо признать, более оправданными, сопротивление Иоанны ослабевало. Господство венгров, их невыносимое самоуправство, с каждым днем набиравшее силу, настолько возмущало умы, что жители Неаполя возроптали, а вельможи и вовсе в голос заговорили о своем недовольстве. У солдат Андрея вошло в обычай устраивать в городе такие бесчинства, коих покоренный народ не простил бы и своим завоевателям. Шагу невозможно было ступить, чтобы на кого-то из них не наткнуться. Они дрались в тавернах и валялись мертвецки пьяные у источников, а принц, вместо того чтобы хоть как-то пресечь подобное непотребство, по слухам, охотно составлял им компанию. Казалось бы, кому, как не брату Роберту, его наставнику и воспитателю, полагалось отвлечь Андрея от столь недостойного времяпрепровождения. Но нет, этот прелат нарочно поощрял его тягу к отупляющим удовольствиям, дабы вернее отстранить его от дел. Сам того не подозревая, он лишь приблизил развязку ужасной драмы, тайно вызревавшей в покоях Кастель-Нуово.