Выбрать главу

Все общество, видимо, изрядно подвыпившее, громко подпевало певцу. Они сделали гимном песню, которая издевается над ними. Обернувшись, Красл заметил, что возле него тихо стоит пани Риссиг. Она была в черном домашнем платье и явно не участвовала в приеме. Баронесса пригласила его в свои покои, где Красл увидел наконец ее знаменитую коллекцию. Толпы китайских статуэток, множество ваз и украшений из фарфора, большая библиотека. Красл сбивчиво изложил свою просьбу:

— Ваш сын как будто интересовался лавкой Павлаты… Приглашал даже нотариуса из Либерца…

— Вы не поняли мою книгу, учитель. Очень жаль…

Комната освещалась красной люстрой, отчего Красл чувствовал себя то ли в гробнице, то ли в публичном доме.

— Есть три вида существования, и все они полны зла: первый — стремление удовлетворить желания, сладострастие. Второй вид — жажда личного бессмертия, третий — жажда успеха, богатства и власти, суетность. Все три зла следует превозмогать, учитель! Понимаете? — Она смотрела на него укоризненно. Из зала доносился припев:

Кто монетой звенит, Тот и барином глядит, Лишь он, лишь он…

— Сладострастие и суетность — суть главные препоны на пути к счастью!

— А что такое голод? — спросил Красл злобно. — Об этом вы никогда не задумывались, пани?..

Старая дама рассеянно смотрела на книги.

— Очень жалко, что нет Золотого Будды! Все же кто-то, видимо, украл его у меня.

Учитель повернулся и пошел, без извинений, не простившись, в нем зрел бунтовщик. Пронесясь мимо камердинера, он почти влетел в объятия толстой матроны с грандиозным декольте, которая как раз выходила из кареты. Вслед ему неслись ругательства, но он и не оглянулся.

5

— Вы утверждаете, что Вальтер — переодетая женщина? У меня другие сведения! — Голан подкрался к дому Павлаты, когда совсем стемнело. Наверное, действительно с важными новостями, коли ради них рискует жизнью. Мужчины беседовали шепотом, испуганная Альбина караулила у дверей.

— Такой человек, говорят, ходил среди рабочих год назад. Точно соответствует описанию: высокий блондин, говорил с акцентом, приходил всегда только в сумерках. Агитировал против Риссига, даже деньги давал, но все, кто связывался с ним, кончали тюрьмой. Это явный провокатор. Графиня, если она даже сумасшедшая, никогда не станет мараться об рабочих. А вот что это доверенное лицо Риссига, главарь его тайной полиции — вполне возможно. Смелый человек, коли рискнул явиться к Бреттшнайдерихе. Но графиня тут, безусловно, ни при чем!

— Но какое отношение он имеет к убийству Павлаты? — спросил учитель в полном отчаянии от всей этой путаницы. — Вот что надо объяснить!

Скольких людей он уже подозревал в убийстве? Не счесть! Уж лучше бы он не заметил этой проклятой «шальной пули»!

— У него светлые волосы. И работает явно на Риссига. Ищет потерянные записи…

— Риссиг никаких записей не терял, это все досужие выдумки… — грустно возразил Красл. Вдруг Альбина встрепенулась.

— Беги! — закричала она, но было уже поздно: в дверях, загораживая выход, стоял барон.

— Напрасно прячешь, девчонка, жениха. — сказал он грубо. — Я не собираюсь тебе мстить, особенно теперь, когда ты, наконец поумнела. Даю тебе за эту лавчонку пятьдесят золотых, сама понимаешь, большего не заслужила. И выметайтесь сегодня же ночью все, вместе с вашим учителем! Иначе я ни за что не ручаюсь! Убийцу отца мы обнаружили, хотела ли графиня и тебя отравить — выяснится в дальнейшем. Вот учитель может засвидетельствовать, что я говорю правду. Он меня терпеть не может, так что ему можешь верить. Что убийцу накажут — ручаюсь. Прочтешь об этом в газетах. Только читай «Богемию», а не грязные листовки друзей твоего жениха. Впрочем, поступай как знаешь.

Учитель был взволнован. Все же фабрикант прибежал тотчас же, бросив дома гостей? И все ради этой лавчонки? Хотя и утверждает, что у него ничего не пропало. Что-то концы не сходятся…

— Пан учитель… — Альбина растерянно смотрела на Красла.

— Ты любишь этого бунтаря, значит, все решено! Здесь с ним ты остаться не можешь, сама должна понимать! — ответил вместо Красла Риссиг.

— Но так дешево, — возразила было Альбина, в которой вдруг пробудилась дочь лавочника.

— Большего и не стоит твоя развалюха! — сказал Риссиг. — Раз ты предпочла Голана пансиону, не вижу смысла делать тебе подарки!