Голос поручика звучал жестко, требовательно, с теми барскими интонациями, с какими обычно говорят большие начальники, а не простые обер-офицеры.
– Обойдешься! – отрезал между тем Львов. – Коли знаю сей номер, значит, право имею. Сомневаешься? Нет? Тогда переводи! – И через мгновение: – Здравствуй, Кондрат! Узнал? Отлично! Значит, богатым буду! Занят? Ну, ты мне, на самом деле, без надобности. Будь другом, спусти по инстанциям приказ. Мне и моему комэску штабс-капитану Амелиной недельный отпуск с сего дня, и свободен! Только, ты уж смотри там, сразу и без задержки!
«Недельный отпуск? – удивилась Кира, все еще полагавшая, что вопрос о вакациях является обычной шуткой в меру выпивших офицеров. – Что он несет? Какие вакации?»
Но, если честно, не менее интересно было, с кем это Львов так разговаривает. С каким армейским полубогом?
– Да, прямо сейчас! – подтвердил поручик. – Спасибо, Кондрат! Не забуду! Служи!
– Так, – сказал Львов, положив трубку на рычаги и продолжая глядеть на Киру в некоторой задумчивости. – Отпуск у нас есть… С сего дня и до… Десять суток получили от щедрот… Осталось найти тыкву и крысу…
– Что? – опешила Кира, мгновенно потерявшая нить разговора.
– «Золушку» давно не перечитывали? – И Львов стал снова крутить диск.
«Золушку? – удивилась Кира. – В смысле Cendrillon?[25] Шарль Перро и все такое?»
– Доброй ночи! – сказал мгновение спустя в трубку Львов, но уже совсем другим голосом и с другими, вполне человеческими интонациями. – Хозяйка спит, полагаю? Нет? Тогда зови! Скажи непутевый Яков тревожит. А ты что думал! Конечно, живой!
– Вот ведь люди! – обернулся он к Кире. – Полгода не позвонишь, и все – записали в убитые! Разливайте, Кира Дмитриевна, если не затруднит, а то мне одной рукой несподручно…
– Мария Антоновна! – встрепенулся поручик. – Здравствуйте! Я, а кто же еще?! С чего бы вдруг? Живой конечно же. Целый. Невредимый. Да, вот и сами сможете убедиться. А чего тянуть? Если сейчас выйдем… Ну, не сейчас, разумеется, а где-нибудь через час-два… Нет, не один, – довольно усмехнулся Львов и благодарно кивнул Кире, принимая у нее рюмку. – Не поверите, Мария Антоновна, женщина. Красавица! Глаз не отвесть! А вот и не скажу. Буду интриговать. Пусть пока остается инкогнито!
«Это я красавица? Это он обо мне? Он так действительно думает, или это тоже шутка?»
Она знала, что недурна собой, особенно в некоторых местах, но чтобы вот так вот без обиняков назвать себя красавицей, пожалуй, остереглась бы. Красавицы – это совсем другие женщины. Легкие, как весенний ветерок, улыбчивые… В общем, не такие, как она. А Кира, как ни крути, в первую голову пилот истребительной авиации.
– Тыква, – сообщил Львов, положив наконец трубку. – Тыкву мы вам, Кира Дмитриевна, организовали, фею предупредили, а крыса мы, комэск, по дороге отловим. Есть у меня один на примете! Настоящий крыс, породистый! Только пьет, мерзавец, много. Но это не беда, а в данном случае скорее достоинство. Ваше здоровье!
Глава 4
«Любопытный поворот!»
Сиротин, как и три года назад, сидел в дальнем конце зала… Попал он этим вечером в «Золотой галун» практически случайно. Ненароком пересекся в штабе дивизии с одним из своих однокашников по училищу, но там – в штабе – за суетой и на людях поговорить они толком не смогли. Вот и сговорились встретиться вечером в ресторане, чтобы нормально отобедать. В «Галуне», по общему мнению, готовили на ять. Выпить в разумных пределах чего-нибудь, что горит, и потолковать без спешки о том о сем. Вспомнить золотые годы юности и «поскрипеть» по-стариковски, что «нынче все не то, что давеча». Встретились, сели за столик, сделали заказ и даже успели выпить по рюмке водки, когда, мазнув случайным взглядом по залу, Сиротин увидел Львова и Амелину. Парочка сидела довольно далеко, и о чем они говорят, полковник не слышал, зато видел обоих в профиль и мог поклясться, что «просто так» мужчина и женщина друг на друга так не смотрят.
«Неужели роман? Но, с другой стороны, отчего бы и нет? Люди они еще молодые, бессемейные. Да и живут рисково. Что ни день под богом ходят! Пусть себе любятся на здоровье, лишь бы службе не мешало!»
Третьего дня при ночном перехвате колонны «галифаксов» отличились оба. Амелина лично сбила два бомбардировщика, но главное – грамотно организовала атаку, в очередной раз показав себя отличным истребителем и хорошим комэском. Одиннадцать сбитых «галифаксов» и расстроенные планы противника дорогого стоят. Особенно планы! А ведь полк Сиротина, включая сюда и 2-ю эскадрилью, не на то заточен. Ночные перехваты не их специализация, да и оборудованы истребители, скорее, для дневных полетов над морем, чем для охоты на британские бомберы во тьме ночной. Однако, судя по результатам, справились и притом совсем неплохо. Эскадрилья Амелиной даже потери понесла ниже ожидаемых. Так что по всем статьям – молодец. Впрочем, не она одна. Все хороши, и, разумеется, тот же Львов. Куда нам без него! Безупречно вывел атакующие группы прямо на английские бомбардировщики, да и в бою, как, впрочем, и всегда, не подкачал, записав на свой счет еще один «галифакс». Хороший истребитель, и будь что будет, но Сиротин его снова представит к награде, а остальное в руках господа и высшего армейского командования.
«Девочку надо будет к Витовту 1-й степени представить, – отметил в уме полковник, – да и звездочки[26] с погон пора бы убрать! Большая уже…»
– Кто такие? – проследив за взглядом Сиротина, спросил приятель.
– Интересная, между прочим, парочка, – усмехнулся в ответ полковник. – Женщина – пилот истребителя и командир той самой эскадрильи, которая третьего дня одиннадцать «галифаксов» сбила.
– В ночном бою? – уточнил собеседник, служивший в штабе армии и знавший ситуацию по сводкам.
– Именно, – кивнул Сиротин. – Двух томми сбила сама, и еще одного приплюсовал он. Так что на круг три «галифакса» на один столик приходится.
– Недурно! А он кто? Не вижу отсюда, какое у него звание.
И в самом деле, кто? На этот счет было у Сиротина несколько идей, но наиболее достоверным представлялось то, что под фамилией Львов, как под маской на бале-маскараде, скрывается кто-то из Ягеллонов или Гедеминовичей. И тех, и других в империи должно было быть как минимум по дюжине, имея в виду мужчин призывного возраста. Но кто именно, в жизнь не угадаешь, тем более что для этого надо хорошо знать все родословные, а Сиротин все-таки пилот, а не специалист по генеалогии.
– А он, Гриша, литерный, – сказал он вслух. – Знаешь, небось, о чем говорю.
– Литерный? Сочувствую! – хмыкнул собеседник. – Ну, давай, Миша, за встречу!
Казалось, что глухая ночь, но на самом деле выехали в начале двенадцатого. Не сказать, что пьяные, но определенно навеселе. Впрочем, как показывает опыт, для хорошего истребителя уровень алкоголя в крови не проблема, даже если на дворе ночь и гроза, и дорога так себе, одним словом, не новгородское шоссе.
Львов гнал машину сквозь ливень и тьму и читал стихи. Стихов поручик, как выяснилось, знал много и чувствовал их отменно, что встречается не так уж часто, тем более среди военных. Кира увлеклась, заслушавшись, и даже забыла о «смятении чувств». А они, следует заметить, были смятены и спутаны. Сметены и унесены прочь. Впрочем, под полковника Гумилева – «Что за бледный и красивый рыцарь проскакал на вороном коне…»[27] – она мимолетно подумала нечто вроде «Уговорил, черт сладкоречивый, на койку!», но тут же переключилась на романтику и экзотику, на жирафов и конквистадоров и думать забыла «о всяких глупостях». А потом и вовсе заснула. Укачало, видно. Была б за рулем, никогда бы не сморило, а пассажирам спать сам бог велел, на то они и пассажиры. А тут ко всему плотный обед с обильным возлиянием, и, оказавшись в тепле автомобильного салона, Кира быстро осоловела. Пригрелась, заслушалась, как поручик Львов читает стихи, и проснулась только под утро.
26
У штабс-капитана – четыре звездочки, а у капитана – звезд нет. Имеется в виду повышение в звании.