«Старшие тетеньки!» – привычно прокомментировала она характер своих семейных обстоятельств, но внешне ничем своего отношения к ситуации не проявила.
Однако, возможно, проблема была не в них, а в ней?
«Такая вот неправильная женщина…»
Впрочем, додумать мысль не успела, женщины ринулись ее обнимать. Расцеловали, не дожидаясь, пока Кира снимет фуражку и реглан. Хорошо еще Софья забрала у нее корзинку с деликатесами, шоколадом и коньяком, освободив руки. Так что Кира обнялась с каждой из «трех граций» по-родственному, позволила расцеловать себя в обе щеки и сама не осталась в долгу. И подумала, мимолетно, переходя от одной сестры к другой, как какаянибудь эстафетная палочка, что, наверное, она их всех просто плохо знает, и немудрено. Когда Кира поступала в училище, Надежда уже три года как была замужем и успела родить сына, а у Варвары к тому времени было уже двое детей. Слишком большой разрыв в возрасте, слишком разные интересы…
– Раздевайся, сестренка! – скомандовала Варвара, когда ритуал встречи был наконец исполнен до конца.
– Ух ты! – прокомментировала увиденное Софья, стоило Кире снять реглан.
И то сказать, даже на третий год войны два ордена на груди офицера выглядели более чем достойно. Не станешь же объяснять, что могло быть и больше, если бы дали по-человечески воевать. Но, с другой стороны, разреши ей командование летать, как она того хотела, могло сложиться и по-другому. Сбили бы когда-нибудь где-нибудь, и прости, красавица, прощай!
– Значит, ты… – начала Алена, но сбилась. Не смогла произнести вслух того, о чем подумала.
Впрочем, Кира ее и так поняла. Вопрос был о том, что Кира делает в армии на самом деле. Могла ведь и транспортник пилотировать или в штабе штаны протирать. Могла, разумеется, но…
– Когда позволяют обстоятельства, хожу в бой, – разрешила она недоумение невестки.
Коротко и ясно. Разве не так?
Кира деловито прошлась по младшим родственникам – раздав поцелуи кому в лобик, а кому и в щеку, – и вскоре стараниями Варвары оказалась за столом. Угощали горячей картошкой, селедкой под шубой[53], винегретом[54] и полукопченой колбасой под нижегородскую «долговку»[55]. Не отель «Эксельсиор», конечно, но, учитывая военное время, совсем неплохо: на стол даже сливочное масло подали, да и ржаной хлеб был отменного качества. И это, на самом деле, не удивительно: отсутствующий в связи с занятостью Федор – главный инженер на каком-то военном заводе, а Варвара пошла по стопам матери и служит в Мариинской больнице старшей акушеркой. Вместе, наверное, совсем неплохо зарабатывают, но это как бы не Кирино дело.
«Чужие деньги считать, себя не уважать!» Так, кажется, говорят и по сути правильно говорят.
– Ходишь в бой, – кивнула Варвара, подхватывая нить разговора, и строго по-матерински посмотрела Кире в глаза. – Что это значит?
– Это значит, Варя, что сейчас я командую эскадрильей в истребительном полку, – объяснила Кира, – и время от времени вылетаю на перехват супостатов.
– Перехват? – удивилась Надежда.
– Надя, ты что, кинохронику не смотришь? – подняла бровь Кира. – Летят вражеские бомбардировщики… Да, вот хоть на Новгород, допустим. Мы взлетаем, перехватываем, когда получается, или догоняем и сбиваем, если выходит. Ну, или отгоняем хотя бы. Не даем выйти на цель.
– Тетя Кира, – сообразил младший сын Надежды гимназист Георгий, – так вы, значит, всамделишный истребитель?!
– Получается, что так, – улыбнулась Кира, начиная осознавать, что, если не сообщаешь родным правды, то не жди и скорого понимания.
– И вы кого-нибудь сбили? – нахмурилась Софья, ухватившая в словах Киры главное.
– Двенадцать штук, – не без гордости сообщила Кира, хотя, если и хвастаться, то, верно, не здесь. В смысле, не перед женщинами. – Но если считать только эту войну, то девять и еще двоих в группе.
– Но это значит, в вас тоже стреляют?
– Ну, это же бой, – пожала она плечами, удивляясь такому наивному вопросу, – не утиная охота…
Отвечая, Кира повернулась к девушке и сейчас посмотрела ей в глаза. И вот какое дело, в этих глазах, в том, как смотрела на нее Софья, Кира увидела то, о чем обычно избегала думать. Она ведь не дура и не сумасшедшая и вроде бы все знала и все понимала. Вопрос, однако, осознавала ли когда-нибудь по-настоящему, что с ней случится, если ей вдруг не повезет?
Пока была молодая, в училище и сразу после него, о смерти просто не думала. Однако чуть позже, в Греции, и хотела бы, да не получалось игнорировать тот факт, что могут сбить и ее. И что тогда? Хорошо, если сразу убьют. Пули из авиационного пулемета идут густо. Попадут в кокпит истребителя, считай, отлеталась. Даже если не насмерть, раненый летчик с управлением не справится, ну или попросту отключится. В любом случае конец. Однако пилоты гибнут не всегда. Чаще умирают их самолеты, и вот тогда возникают уже совсем другие вопросы. Кира, помнится, обдумала эту проблему – от и до – и пришла к выводу, что, если собьют над своей территорией, будет бороться до конца, но, если не повезет над территорией турок, лучше пуля в висок, чем плен. Она же женщина, ей в такой войне плен противопоказан. На том и порешила. Однако молодость и боевой азарт нивелировали драматизм принятого решения, не позволили по-настоящему понять и осознать, о чем, на самом деле, идет речь. Осознание пришло позже, уже на этой войне, но и тогда, – как увидела Кира это сейчас, заглянув в глаза Софьи – она постаралась не давать подобным мыслям воли…
Война в воздухе, она такая война… Кира видела, и не раз, как погибали пилоты, да и сама не без греха: летчик-истребитель – это, прежде всего, охотник. Ну, или хищник. Кому как видится. Но правда в том, что смерть ходит за этими воздушными гладиаторами по пятам, заглядывает через плечо, дышит в затылок. Однажды это случилось и с ней. Во всяком случае, тогда она была ближе всего к пониманию конечности человеческого бытия.
Дело было в Дании, во время боев за немецкий Фленсбург. Она летела на правом фланге своей эскадрильи и внезапно оказалась одна и без прикрытия. Даже ведомый куда-то пропал. Она попыталась снова собрать свое звено, оглядывалась назад и по сторонам, вызывала пилотов и командира эскадрильи по радио. Но у нее ничего не получилось. Ведомый подпоручик Глушков не отвечал вообще – позже он утверждал, что вернулся на аэродром из-за отказа оружия, а ее вызов просто не слышал, – а остальные расходились парами по самым разным высотам. Причина была в том, что один из летчиков передал: «Внимание, „Тандерболты“ у меня сзади», и понеслось.
Итак, внезапно она осталась в воздухе совершенно одна. При этом Кира находилась на высоте восемь тысяч метров, тогда как все остальные спикировали к земле. Как так случилось, никто якобы не знал, но было похоже, что ее попросту бросили. Скорее всего, не специально, но все-таки бросили. И хуже того, занятая поиском остальных истребителей Кира упустила свой шанс. Остальные просто улизнули, а позади Киры и чуть ниже роилась уже целая толпа «Тандерболтов», и естественно, они ее тут же обнаружили.
Они летели на большой высоте, создавая защитный барьер для летающих крепостей, шедших значительно ниже, и, когда «шмели» ПоЛ-7 отвернули, американцы свою позицию не оставили, и Кира оказалась у них на пути. Шансов у нее при таком раскладе не было ни одного. Ну, или почти не было. Она не успевала даже спрятаться в облаках, до которых было еще переть и переть. Оставалось только молиться, чего она толком делать не умела, и набирать высоту. И она пошла вверх, пытаясь уйти в северном направлении, а снизу – ну, может быть, они были метров на пятьсот ниже – к ней направлялись истребители противника.
Янки приближались спокойно, без спешки, и, возможно, Кира, разумеется, не могла знать этого наверняка, решали сейчас, чья очередь получать медаль. Даже если эти пилоты не были записными снайперами, промахнуться они попросту не могли. Ее последним шансом было использовать в качестве союзника солнце, и Кира начала быстренько подправлять курс, надеясь, что солнце ослепит американцев, но она ошибалась. Вскоре первая очередь прошла под самым носом ее «шмеля», практически под винтом. Скорее всего, у американцев не только самолеты были лучше, но и солнечные очки качественные.
53
Салаты из ингредиентов, типичных для селёдки под шубой, были распространены в первой половине XIX века в скандинавской и немецкой кухнях под названием «селёдочный салат».
54
Раннее упоминание винегрета в России относится к 1792 году, где в изданной в Москве книге «Новый совершенный российский повар и кондитер, или Подробный поваренный словарь» встречается «Винегрет из сельдей и анчоусов». Классический рецепт винегрета образовался в начале XX века.
55
Фирма «А. В. Долгов и К°» из Нижнего Новгорода, основанная в 1870-е годы, выпускала «столовую» водку № 30 высокого качества. В быту ее называли «долговкой». Для ее производства использовалась дистиллированная вода.