Под командой старшины было человек 100. По военным временам это уже хорошая рота. Так мы дошли до самых Химок. Здесь расстались, да ненадолго. Вскоре встретились в боях под Снигирями. Петр Григорьевич Курильчик к этому времени стал уже младшим лейтенантом, командовал взводом, но по-прежнему носил кубанку, саблю, шпоры. А еще при нем был автомат, парабеллум и гранаты. Был он всегда чисто побрит, в свежем подворотничке. Отчаянно смелый, до безумия храбрый, он несколько раз попадал в окружение, но с боями выходил к своим сам и выводил других.
Пришла пора, и мы выбили фашистов из деревень Ленино и Снигири, освободили десятки других населенных пунктов, взяли Истру.
В декабре, отступая под ударами наших частей, гитлеровцы взорвали плотину на Истринском водохранилище. Вода в реке Истре поднялась на несколько метров. Стоял чертовский холод. А стрелковому взводу Курильчика было приказано форсировать реку. Смотрим — конница. Откуда она взялась? Мне до сих пор непонятно, откуда младший лейтенант набрал лошадей для своего взвода. Но как бы то ни было, а взвод его, выполняя приказ, переправился на противоположный берег, немного выше Новоиерусалимского монастыря, одним из первых.
Уже в 1942 году подразделения 31-го гвардейского полка в боях под Вязьмой оказались в окружении. Гвардейцы самоотверженно сражались, отбиваясь от врага, наседавшего со всех сторон. Гитлеровцы сбрасывали на них бомбы, совершали частые артиллерийские налеты, но храбрецы не сдавались, а продолжали уничтожать живую силу врага, подбили несколько его танков. Через несколько суток боя наши воины, вынося оружие и раненых, вышли из окружения.
Когда командир дивизии генерал А.П. Белобородов узнал об этом, он позвонил на командный пункт 31-го полка и спросил:
— Кто командовал этой группой храбрецов?
Командир полка Докучаев, передавая трубку Петру Курильчику, сказал:
— Сам докладывай генералу!
И он доложил:
— Все мы, товарищ генерал, воевали заодно. А командовал, кажется, я…
За умелое руководство боем в окружении командир дивизии объявил Курильчику благодарность и сказал, что он будет представлен к правительственной награде.
С боями мы дошли до реки Угры. Командир полка поручил Петру командовать батальоном, а вернее, остатками полка. Надо было внезапно атаковать опушку леса, где держали оборону немцы, прорваться в село Березки и закрепиться в нем.
По талой воде рванулись гвардейцы за своим командиром в атаку. Но, словно поскользнувшись, упал Петр Курильчик, сраженный пулей вражеского снайпера.
Когда задача была выполнена, гвардейцы с почестями похоронили своего отважного командира и дали священную клятву отомстить за его жизнь ненавистному врагу.
Уже после войны мы прочитали выписку из наградного листа, хранящегося в архиве Министерства обороны СССР, в которой говорилось: за образцовое выполнение задания командования по борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и особую храбрость Курильчик Петр Григорьевич награжден орденом Красного Знамени.
ПЕРВЫЙ ПЛЕННЫЙ
Род. в 1917 г. Начал службу в дивизии командиром взвода разведроты, закончил начальником разведки дивизии. Награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени, орденами Александра Невского, Красной Звезды и медалями.
В настоящее время майор запаса А. Ф. Дмитриевский живет в г. Пензе.
В то время, когда наша дивизия в полной боевой готовности прибыла с Дальнего Востока на фронт в Подмосковье, я командовал танковым взводом разведывательного батальона. Взвод состоял из пяти танков-амфибий. Мы их ласково называли «малютками». Этих «малюток» мы любили за неприхотливость, за хорошую проходимость. «Где лошадь с телегой пройдет, там пройдет и наша «малютка»! — говорили мы. И это было действительно так.
В первых числах ноября взвод получил задачу выдвинуться в деревню Загорье, вести оттуда круглосуточное наблюдение за противником, знать его намерения и обо всем докладывать штабу дивизии. Для оперативности и безопасности при сближении с противником в распоряжение взвода дали отделение пеших разведчиков с командиром отделения старшим сержантом Нипаридзе. В то время я знал слабо немецкий язык. Поэтому с нами поехал переводчик Дмитрий Петрович Веселов. Это был очень находчивый и рассудительный человек. Его умение разбираться в окружающем привилось всем разведчикам взвода.
В разведке не нужны торопливость и бесшабашность. Обстановка в самый острый момент требует рассудительности и решительности, в это время надо уметь думать.
За четыре дня пребывания в Загорье мы создали видимость сильной обороны деревни. Немцы нас бомбили, особенно ночью, сбрасывали зажигательные бомбы. В небе висели осветительные ракеты, спущенные на парашютиках с самолета. Неоднократная попытка захватить пленных за эти дни была безуспешной. Враг готовил решительное наступление на столицу, выдвигал заслоны, выставлял усиленные посты.
Командир разведбатальона капитан Ермаков не разрешал ввязываться в бой. А без боя мы не могли взять языка.
Мы узнали от местных жителей, что немцы на рассвете делают налеты на соседние деревни и грабят их. Тогда у нас и родилась мысль подсидеть грабителей.
Не помню названия деревни, но она находилась юго-западнее Загорья, ее занимали оккупанты. Ночью через лес мы приблизились к ней, заглушили танки и подошли вплотную. Нашей обороны здесь не было. Из деревни, где творили бесчинства фашисты, были слышны крики женщин, рев скотины, лай собак и одиночные выстрелы.
Уже рассветало, а фашисты не покидали деревню. Тогда мы решили танки оттянуть в глубь леса. И только отъехали, как я увидел — бежит из головного дозора сержант Саша Назаров. Он доложил, что в лесу появилась группа оккупантов.
Я посадил Сашу в свой танк, и мы всем взводом двинулись в указанное место. Но в лесу было тихо, только от мороза потрескивали деревья. Тогда Саша вылез из танка и направился к толстой столетней сосне. Я увидел, как от ее ствола побежал фашист, но выстрелить в него сразу не смог, потому что по пояс вылез из танка. Когда спустился к пулемету, услышал выстрел. Стрелял, видимо, немец. Я дал по нему очередь. Механик-водитель Бурдуковский крикнул: «Готов!» А когда я опять вылез из танка, то увидел, что Назаров стоит на коленях и держится за грудь. Мы с Бурдуковским втащили его в танк. Медлить было нельзя. Я дал команду остальным командирам танков рассредоточиться, но узкая дорога в лесу не позволяла развернуться по фронту. Взвод двинулся вперед.
Перед нами оказалась большая поляна, в центре которой стояла кучка деревьев — «околок», как называют их лесники. В этом околке и прятались враги. Они, конечно, не ожидали танков. Наши дозорные во главе с Нипаридзе завязали с врагом перестрелку. Пять танков полукольцом окружили фашистов и открыли пулеметную стрельбу. Я увидел, как хорошо одетый офицер готовил на санках крупнокалиберный пулемет, чтобы открыть по танкам огонь. Увидел его и Бурдуковский. Он сразу выдвинул танк так, чтобы я мог прицельно стрелять по офицеру. Дал длинную очередь по фашисту, да к тому же трассирующими пулями. Шинель на офицере задымилась — значит, пули попали в цель. Рядом с моим танком стоял танк старшего сержанта Николая Андреева (он был моим заместителем). Николай вовремя заметил подползавшего с гранатами врага и выстрелил в него.
Через 20–25 минут боя огня со стороны фашистов больше не было. Я решил вылезти из люка и посмотреть, нет ли среди них раненого, чтобы взять его в качестве «языка». Вылез из танка и Андреев.
Было тихо. Только у одного танка глухо работал мотор. И вдруг я услышал возню у сосны и увидел, как фашист, вероятно раненный в обе ноги, сидя, достал «лимонку» и собрался ее бросить в нас, но я опередил его. Вот в этот момент как из-под земли во весь рост встал здоровенный фашист и с поднятыми руками направился к нам. Здесь уж мы не растерялись. Это и был наш первый «язык»: эсэсовец из дивизии СС «Рейх».
Дмитрий Петрович Веселов допросил его, все было передано по рации, а затем «язык» был доставлен в штаб дивизии. Немец дал ценные сведения.