«Теперь, сын мой, оставайся с миром, – сказала орлица, – а я вернусь к своему гнезду. А в подарок от меня возьми вот это перо с моих крыльев и всегда носи его на шапке. Если враг увидит это перо, – сердце у него от страха станет маленьким, а друг увидит, – большим станет его сердце». Взял юноша перо орлицы, воткнул в шапку и сказал: «Спасибо тебе, мать-орлица. Твое доброе дело я никогда не забуду». Попрощались они друг с другом. Орлица к себе полетела, юноша тоже захотел пойти своим путем, но не знал, в какую сторону идти. Опечалился он, сел на камень у колодца и задумался. Смотрит, а перед его глазами высокая травинка, вся в колючках. И муравей по травинке то вверх бежит, то вниз. Вверх по травинке поднимается, а вниз спускается по шелковой ниточке. Удивился юноша и сказал себе: «В этих местах – да шелковая нитка? Как она сюда попала?» Взял он эту шелковую ниточку в руки и потянул ее тихонько. Вышла ниточка из травы, за камнем показалась и потерялась за горкой. Начало нитки нашел юноша, а конца ниточки не видно. «Есть или нет, а тут что-то есть! – подумал он. – Пойду по этой ниточке».
Пошел юноша, куда нитка тянется. Сколько ни идет, а нитка все дальше и дальше уходит. Много ли он шел или мало, – оставим юношу и до конца нитки раньше дойдем. Посмотрим, что будет там и чего не будет. В тот день, когда старшие братья оставили младшего брата в колодце, пери так сделала: распустила конец шали и завязала нитку за травинку. Братья впереди едут, она едет позади них и тихо-тихо нитку тянет от шали. Большая шаль была у пери, далеко потянулась нитка, а когда вся шаль размоталась и кончилась нитка, остановила пери коня и так братьям сказала: «Тут будет мой шатер. Пока не пройдут семьдесят семь дней, и одного слова не услышите вы от меня. Шатер мой будет вот на вершине этой горы, а ваши шатры пусть будут у ее подножия». Не осмелились спорить с ней братья. Повернули коней, спустились к подножию горы, и каждый брат поставил там себе шатер. А на вершине этой горы и пери раскинула свой шатер. Сама она тут, а думы ее с юношей остались, в колодце. Ни днем, ни ночью не забывает она его. А белый конь ходит кругом шатра, в одну посмотрит сторону, в другую – не идет ли тот юноша, что первый сел ему на спину?
Караваны приходят и уходят, и дни, как караваны, приходят и уходят. Вот и семьдесят седьмой день подошел, но не прошел еще. Утром рано поднял голову белый конь и заржал, так заржал, что травы и деревья склонились до самой земли. Вышла из шатра пери, погладила белого коня и сказала: «Что сталось с тобой, лошадка белой горы? Или почуял кого, или тесен тебе майдан вокруг шатра? Отпущу я тебя, поскачи досыта по горам, порадуйся, поиграй, а потом возвращайся». Но стоит на месте белый конь, землю всю копытами изрыл, а сказать ничего не может. Развязала уздечку пери и отпустила белого коня. Тут бросился конь вперед, по шею в густую траву зашел, выскочил на камни, заржал и потерялся в горах. «Нет! Белый конь мой не из тех коней, что не знают своей дороги! – подумала пери. – Видно, побежал встречать дорогого гостя. Что же я так стою? Пойду в шатре приберу. Если придет гость, – пусть знает, что его это дом, что двери открыты ему и сердце открыто!» Вошла пери в шатер, расплела свои косы, крепко опять заплела, насурьмила свои брови и ресницы, на шею надела янтарные бусы, а на голову накинула узорную шаль. Потом подмела свой шатер, цветов нарвала, по всему полу разбросала и опять вышла посмотреть на дорогу. Долго или недолго стояла пери – и видит: пыль поднялась высоко в горах, белый конь показался, и сидит на нем дорогой гость. Доскакал наш юноша до порога, спрыгнул с коня, бурку свою на спину ему бросил, а на бурку шапку положил и подошел к пери.
Улыбнулась ему пери, взяла за руку и повела его в шатер. Пусть они в своем шатре с сердцем радостным останутся, а мы, дорогие слушатели, слово скажем про старших братьев. Семьдесят семь дней ждали два брата, и все эти дни думали они: кому из них отдаст свое сердце пери? Сегодня пришел обещанный день, сегодня услышат они ее слово. Оседлали братья своих коней. Старший брат одной стороной поехал к пери, средний брат поехал другой стороной. Не доехали они еще до шатра и видят: вот у порога стоит белый конь, а на спине его лежат бурка и шапка их младшего брата. А на шапке большое перо орлицы. Тут опустили братья головы от стыда и повернули коней. Один в одну сторону поехал, другой – в другую. И говорят, по сей день эти братья, что забыли своего брата в беде, все скачут по свету. Едут они и не остановятся. Нет у них дома, нет у них рода, нет у них и чести. А юноша наш со своей пери сняли шатер и вернулись на свою землю. Говорят люди, и сегодня живут они в дружбе и радости. Пусть и у нас с вами дружба будет, как тот родник, что никогда не высыхает в горах!
Сын бедняка
Было это или не было, а говорят, жил на свете бедняк-гзирая со своей женой. И были они, может, и не лучше нас с вами, но хорошие были люди. Вот в одно лето родился у них сын. Сын родился ночью, а наутро все соседи уж знали: у бедного гзирая сын в доме. Стали соседи носить – кто айрису, кто плов, кто хлеб горячий, как в народе повелось. Принесут чашу с едой, поставят у порога, а рядом еще подарок положат. Кто один локоть полотна даст, кто два локтя парчи – сыну на одежду. Все жену гзирая знают, все ее, бедную, жалеют. Что получше – парчу дорогую, шелк – припрятала жена гзирая и сама себе сказала: «Вот сошью потихоньку одежду сыну и спрячу ее. А станет ему семнадцать лет, весною, в праздник Сулаки, своими руками одену его. Порадуется тогда мой сын, порадуемся и мы с отцом. Вот растет их сын. И трех недель не прошло – рвет он пеленки, тесно ему лежать в люльке. Богатырь, видно, растет… Мало времени прошло или много, стал юношей сын гзирая. И силен и умен юноша. Слово скажет – будто стрелу в цель пустит. Но что будешь делать? Беден сын гзирая. И в простой день и в праздник – все ходит он в одной рваной одежде. Один раз в праздник Сулаки купец, сосед гзирая, позвал к себе в дом много-много гостей. Пошел и сын гзирая. Ходит он сиротой, никто на него не посмотрит, никто поесть его не позовет. Опечалилось сердце у юноши, и оставил он дом купца. Пошел к матери, рассказал ей о своей обиде. «Нет тут беды, сын мой! – говорит ему мать. – У купца только амбары большие, а сердце маленькое. Вот постой, я тебя украшу такой красивой одеждой, что и сам купец и все гости головы склонят перед тобой, каждый свое место захочет тебе отдать». Тут вынула мать одежду из сундука и стала с радостным сердцем одевать сына. Так она его украсила, что и отец бы его не узнал и спросил бы: «Эй, юноша, чей ты сын и куда ты идешь?» Вот вернулся юноша на праздник. И только увидел его купец, встал перед ним во весь свой рост, встали перед ним и все гости. «Иди, иди, юноша, тут твое место, рядом со мной, – сказал купец, – изволь кушай, что сердце твое захочет. Если и беден мой стол, считай его богатым». И тут юноша сел возле купца, взял в руки полу и сказал: «Кушай, одежда моя, плов кушай, шашлык, все, что хочешь, кушай!» Удивился купец, и гости удивились. «Почему ты так говоришь, юноша?» – спросил купец.
«Если хочешь, откроюсь тебе, – ответил юноша. – Второй раз я прихожу на твой праздник. Только в первый раз старая на мне и рваная была одежда. И ни ты, ни гости твои не посмотрели на меня, никто не спросил, сыт я или голоден. А вот пришел в новой одежде, – ты меня посадил рядом с собой, гостей позабыл своих, еду мне подаешь. Не меня ты увидел – одежду мою, вот я и говорю одежде: кушай, одежда, кушай… А теперь и мед на твоем столе будет для меня ядом. Рукой не дотронусь до твоей еды». Постыдился купец, и гости постыдились. И пусть они останутся там со стыдом своим, а мы тут останемся с чистым лицом, чтобы друг перед другом нам никогда не было стыдно. А сын гзирая вернулся в свой дом, снял с себя одежду и молча положил в хурджун. Тут мать его и говорит: «Что же ты мало походил в новой одежде? Или тесна она тебе, или широка, или я не так тебе ее сшила? Но знай, сын мой, не похожа эта одежда на все другие одежды. Цена ее выше золота – от сердца чистого, аршин за аршином люди тебе приносили. Одежда эта от злых чар тебя укроет, спасет от стрелы и кинжала».