Григорий нахмурился:
— Он продвигается, но есть проблемы. Ты знаешь, он... немного сложный. Я не знаю, как ты с ним справляешься.
Галицын тоже нахмурился:
— Ты всегда прямолинеен. Но ты прав. Я не знаю, что с ним не так. Спасибо, что терпишь его.
— Да, — ответил Григорий. — Мне пришлось много работать, чтобы он меня слушал. Но иногда он все еще неприятен, особенно к Андрею.
Галицын напрягся:
— Это...
— Да, — подтвердил Григорий. — Он относится к Андрею как к слуге. Ты слышал о его избиениях?
Галицын кивнул:
— Неприемлемо. Эдик не должен так обращаться с ним. Я боюсь, что это приведет к плохим последствиям.
— Если Эдик поссорится с Андреем, это будет серьезно. Андрей опасен как воин. Я не хочу даже думать, что может произойти, если они останутся наедине...
Галицын вздохнул и опять посмотрел в окно.
— Понимаю, Григорий, перейдём к делу.
— Как скажешь, — сказал Григорий, скрестив руки на груди.
— Понимаешь, я хочу, чтобы Андрей тоже поехал в школу. Чтобы он помогал там моему сыну.
«Что?! Меня тоже отправят в академию?»
Уже надеялся, что с отъездом Эдика я избавлюсь от него. Черт побери! Неужели я снова должен его терпеть. Все его выходки и придирки.
Григорий хмыкнул:
— Но Эдик должен изменить свое отношение, — холодно проговорил он.
— Правильно. Мы уедем на несколько дней. Я попробую изменить отношение Эдика. — Сказал Галицын, обернувшись к Григорию.
— Хорошо, тогда обещаю помочь.
— Спасибо. Мы вернемся скоро. — Сказал Галицын, и они пожали друг другу руки.
После этого Галицын ушел, а Григорий зашел в спальню:
— Молчи об этом, хорошо? Никому не рассказывай.
Я вышел из комнаты, ощущая смешанные эмоции после того, как подслушал разговор. Мои мысли кружились вокруг слов Галицына.
«Что за культ? Чего они хотят?»
К тому же меня волновал вопрос отправки меня в академию. Но я прогнал все вопросы, согласившись молчать. В конце концов, я не хотел нарушать покой Григория.
*****
Я только что закончил дневную тренировку и приступил к остальным делам. Моя рабочая нагрузка снизилась, но всё равно приходится каждый день делать многое.
Сегодня впереди очищение конюшен, заточка мечей охраны поместья, уборка в казарме. Всего несколько часов работы, но нет особой торопливости.
«Ещё пара месяцев, и всё это закончится. Ещё пара месяцев этой муки,» — бормотал я про себя, двигаясь к конюшням из особняка.
Так проходили мои дни и недели. Пробуждаясь, я иду к казармам, тренируюсь с Григорием и Эдиком. Потом занимаюсь домашними делами, а вечером отдыхаю и восстанавливаюсь.
В это время Эдик стал ещё более высокомерным и неприятным. Он намеренно усиливал удары во время тренировок, оставляя больше синяков, чем обычно. Вернувшись к прежним привычкам, он критиковал меня за выполненную работу и заставлял переделывать.
Эдик прибавлял дополнительную работу, усложняя мне жизнь. Даже проводя время со своей семьёй, он находил способы мне досадить. Он толкал ведра с швабрами проходя мимо, или пачкал пол, который я только что вымыл.
Его издевательства становились всё более явными по мере приближения времени его отъезда. Мать Эдика считала, что всё это шутки. Она хочет, чтобы он был счастлив, пока не уедет из дома. Раньше она ругала Эдика за его придирки ко мне, а сейчас смотрит на меня с жалостью.
Отца Эдика нигде не видно. Галицын всегда занят делами в поместье или в близлежащих городах, которыми он управляет. У него, похоже, нет времени на Эдика.
Баба Маня была права. Каждый раз, когда папа не играл со своим сыночком, он бегал ко мне выместить злость. Эдик был очень обижен на меня. Только непонятно почему, какая-то скрытая зависть?