Выбрать главу

Маленет сделала ещё один глоток из фляги и, поморщившись от дрожжевого привкуса, протянула её Церуре. Пока колдун пил, она только теперь поняла, как сильно устала. Тяжело вздохнув, она начала массировать себе лицо, но внезапно, ахнув, отдёрнула руки.

– Это ещё что?

Церура не сказал ни слова, и его молчание лишь ещё сильнее обеспокоило Маленет. Она быстро ощупала руками голову и тихо выругалась. Её голова была покрыта волокнистыми шляпками.

– Проклятье! Это место снова меня изменяет! – она повернулась к колдуну. – Дай мне на себя посмотреть.

Они находились достаточно далеко от дороги, и вряд ли кто-нибудь мог их сейчас заметить, так что Церура сделал так, как она просила. Когда руки Маленет проявились, она увидела, что они также изуродованы покрывшими их бледными грибными шляпками, как и её голова.

– Будь оно всё проклято, – выдохнула она.

– Меня постигла такая же участь, – произнёс Церура, появившись из-за пелены дождя и вытягивая напоказ руки. Его кожу покрывала поросль грибов, а сквозь прорехи в его одежде Маленет видела, что грибы росли на всём его теле.

– Кхаин! – прошептала она, нерешительно засунув руку под свой камзол. Её пальцы пробежались по рядам припухлостей.

Церура наклонился к ней и, взяв её руку, начал рассматривать.

– У них есть лица.

Она выдернула руку, и сама уставилась на покрывавшие её грибные шляпки. С каждой из них ей ухмылялось маленькое гоблиноидное лицо, но самым зловещим было то, что оно было ей знакомо.

– Казак-друнг, – прошептала она.

– Что ещё за «Казак»?

– Гротовая луна. Дуардины Барак-Урбаза называют её «Казак-друнг».

Церура старался оставаться спокойным, но Маленет видела, что он занервничал.

– Этого не должно было случиться. Мы ведь даже не касались ни одного из грибов. А для такого преобразования обычно требуется поганое колдовство зеленокожих.

Маленет посмотрела на фляжку у себя на поясе.

– Вода. Я ведь чувствовала плесень в ней. Мы отравили сами себя, – пока она говорила, новые грибы распространялись по её рукам всё выше и выше, вплоть до самой шеи, где упёрлись шляпками ей в подбородок. Они росли быстро, и радостно пялились на неё своими глазёнками. У Маленет появилось жуткое предчувствие, что, когда они дорастут до определённого размера, грибы начнут с ней разговаривать. Она достала нож и срезала одну из шляпок. На её месте тут же выросла новая, снова улыбнувшаяся ей.

«Зёрна, тупица! – в голосе её госпожи чувствовалось недоверие. – Ты и, правда, дня не смогла бы прожить без моей помощи. У тебя же есть зёрна, которые ты отобрала у Смердоглаза».

Маленет прошептала благодарственную молитву, но не своей госпоже, а — Кхаину. Она достала с пояса бутылочку и нахмурилась, посмотрев на её содержимое. Внутри оставалось только три зёрнышка.

– А у тебя вот таких нет? – спросила она, взглянув на Церуру.

Он покачал головой, не отрывая взгляда от грибов, разразставшихся по его телу.

– Кровь Кхаина! – выругалась она и проглотила одно зёрнышко, отдав второе колдуну. – Я не собираюсь проводить остаток своих дней, застряв на болоте и рассказывая гротам, куда они должны запихнуть своих сквигов.

Она едва успела проглотить зёрнышко, как от её живота по всему телу начал распространяться жар. Грибы обращались в прах, который тут же смывало дождём, и кожа принимала свой нормальный вид.

– Слава богам, – выдохнул Церура, когда грибы смыло и с его кожи. – И спасибо тебе, – обратился он к Маленет. – Ты уже дважды спасла меня.

– Третьего раза не случится, – ответила она и потрясла бутылочкой, заставив последнее зёрнышко скакать, со стуком ударяясь о стенки. – Оно может понадобиться мне самой прежде, чем я выберусь отсюда.

Церура кивнул и посмотрел на Жирноболото.

– Когда мы окажемся в крепости, я покажу тебе, на что способен. Пока что ты видела лишь малую толику моих возможностей. Я верну этот долг.

Маленет поднялась и вытерла грязь с лица.

– Ловлю тебя на слове.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

– Клянусь Кодексом, – пробормотал Солмундссон, когда на него устремился круг бледного огня, а он был не в силах хоть как-то увернуться. В тот момент, когда он влетел в круг, раздался громкий скрежет, будто друг о друга тёрлись гигансткие жернова, и у него перед глазами заплясали искры. Звук был таким громким, что капитан сжал руками шлем, пытаясь как-то защитить свои уши. Рядом был Торрик, он что-то кричал, но слова было невозможно расслышать. Всё вокруг исчезло, сменившись ослепительной белизной, и Солмундссон подумал, что, наверное, умер. Неужто он сейчас войдёт в чертоги своих предков?