— Хэнк? — спросила Элис.
— Да, — ответил Буш.
Голос Элис звучал холодно. Элис всегда так говорила. Элис была замечательная женщина.
— Хочешь выпить?
— Да. Ты где?
— В спальне. Иди сюда, здесь ветерок.
— Ветерок? Ты что, смеешься?
— Нет, правда.
Он снял куртку и кинул ее на спинку стула. По дороге в спальню он стаскивал с себя рубашку. Буш никогда не носил майки. Он не верил, что они впитывают пот. Он считал, что это просто лишняя одежда, а в такую погоду ему хотелось сбросить с себя все, что только можно. Он содрал рубашку с почти дикарским удовольствием. У него была широкая грудь, поросшая курчавыми волосами, рыжими, как и грива у него на голове. Правую руку косо рассекал шрам.
Элис сидела в кресле у открытого окна в белой блузке и прямой черной юбке. Она поставила босые ноги на подоконник, и легкая юбка чуть-чуть шуршала, когда из окна доносился слабый ветерок. Светлые волосы были убраны назад и связаны в «конский хвост». Он подошел к ней, она подставила ему лицо для поцелуя, и он заметил мелкие капли пота на ее верхней губе.
— Где то, что можно выпить? — спросил он.
— Сейчас сделаю, — сказала Элис. Она сбросила ноги с подоконника, и юбка на секунду съехала набок, открыв бедро.
Он молча смотрел на нее, думая о том, что же в этой женщине так волнует его. Интересно, все ли женатые мужчины чувствуют то же по отношению к своим женам после десяти лет брачной жизни?
— Пусть у тебя глаза не загораются, — сказала она, читая по его лицу.
— Почему?
— Слишком жарко.
— Я знаю одного парня, так он говорит, что лучший способ…
— Я знаю этого парня.
— …это в запертой комнате в самый жаркий день года с закрытыми окнами и под двумя одеялами.
— Джин с тоником?
— Хорошо.
— Я слышала, что водка с тоником лучше.
— Надо будет купить.
— У тебя был трудный день?
— Да. А у тебя?
— Сидела и беспокоилась за тебя, — сказала Элис.
— Уже вижу у тебя несколько седых волос.
— Он насмехается над моим беспокойством, — сказала Элис в пространство. — Нашли вы этого убийцу?
— Нет.
— Лимон хочешь?
— Давай.
— Придется идти в кухню. Будь ангелом, выпей так.
— Я ангел, — согласился Буш.
Она подала ему стакан. Буш сел на край кровати. Он отпил немного, потом ссутулился, опустив руку со стаканом.
— Устал?
— Валюсь с копыт.
— У тебя не очень усталый вид.
— Пришел домой, с копыт долой.
— Ты всегда так говоришь, — сказала Элис. — Хорошо бы ты не повторял это все время. Ты всегда повторяешь одно и то же.
— Например?
— Например, вот это.
— А что еще?
— Когда мы едем в машине и попадаем все время на красный свет, а потом начинаем попадать на зеленый, ты говоришь: «Повезло нам, парням».
— Ну и что тут плохого?
— Первые сто раз ничего.
— О черт!
— Это же правда.
— Хорошо, хорошо. Не пришел домой и не с копыт долой.
— Мне жарко, — сказала Элис.
— Мне тоже.
Она начала расстегивать блузку и, прежде чем он успел взглянуть на нее, предупредила:
— Только ничего себе не воображай.
Она сняла блузку и повесила ее на спинку кресла. У нее была полная грудь, просвечивающаяся через тонкий белый лифчик. Чашки лифчика были из прозрачного нейлона, и Буш видел выпуклые бугорки сосков. Это напоминало ему фотографии в журнале «Нэшнл джиогрэфик», которые он рассматривал в приемной дантиста в то время, когда занимался своими зубами. Девушки с острова Бали. Ни у кого не было такой груди, как у девушек с острова Бали. Разве что у Элис.
— Что ты делала весь день? — спросил он.
— Да так, ничего.
— Ты была дома?
— Почти все время.
— Так что же ты делала?
— Просто сидела.
— Угу. — Он не мог оторвать глаз от ее лифчика. — Ты скучала по мне?
— Я всегда по тебе скучаю, — сказала она ровным голосом.
— Я по тебе скучал.
— Пей.
— Нет, правда.
— Это хорошо, — сказала она и улыбнулась быстрой улыбкой.
Он внимательно посмотрел на нее. Улыбка почти сразу же исчезла, и у него появилось странное чувство, что это была просто дежурная улыбка.
— Почему бы тебе не поспать? — спросила она.
— Попозже, — ответил он, глядя на нее.
— Хэнк, если ты думаешь…
— Что?
— Нет, ничего.
— Мне еще придется вечером вернуться на работу, — предупредил он.
— Они занимаются этим делом вовсю, верно?
— Очень торопятся, — согласился он. — Думаю, старик боится, что теперь он на очереди.