— Где?
— Слушайте, — сказал Гарри, — я не хочу никого подводить.
— Вы никого не подведете, — сказал Буш. — У этого парня по-прежнему есть пистолет?
— Не знаю.
— Что было той ночью, когда Дули его успокоил?
— Ничего. Парень просто нализался. Только что из армии, так что…
— Как?
— Просто он размахивал пистолетом. Я даже думаю, пистолет был не заряжен. Я думаю, ствол был залит свинцом.
— Вы в этом уверены?
— Не совсем.
— Дули отобрал у него пистолет?
— Да нет… — Гарри замолчал и вытер пот со лба. — Нет, я думаю, Дули даже не видел пистолета.
— Но если он его успокоил…
— Ну, — сказал Гарри, — один из ребят увидел, что Дули идет по улице, и они вроде как привели парня в чувство и вывели его отсюда.
— До того, как Дули вошел?
— Ну да. Да.
— И парень забрал с собой пистолет?
— Да, — сказал Гарри. — Послушайте, я не хочу здесь никаких неприятностей, понимаете?
— Понимаю, — сказал Буш. — Где он живет?
Гарри моргнул и опустил глаза.
— Где? — повторил Буш.
— На Кальвер.
— Где на Кальвер?
— В доме на углу Кальвер-авеню и Мэйсон-стрит. Слушайте, ребята…
— Этот парень не говорил, что не любит полицейских? — спросил Карелла.
— Нет, нет, — сказал Гарри. — Он хороший парень. Он тогда просто перепил, вот и все.
— Вы знаете Майка Риардона?
— Конечно, — сказал Гарри.
— Этот парень знает Майка?
— Не знаю точно. Слушайте, парень просто перебрал в ту ночь, вот и все.
— Как его зовут?
— Слушайте, он был просто пьян, и больше ничего. Черт возьми, это было в 1950 году!
— Его имя?
— Фрэнк. Фрэнк Кларк.
— Как ты думаешь, Стив? — спросил Буш у Кареллы.
Карелла пожал плечами.
— Слишком легко. Когда все слишком просто, никогда не получается.
— Давай все-таки проверим, — сказал Буш.
Глава четвертая
Многоквартирные дома имеют свой запах, и это не только запах капусты. Для многих людей запах капусты всегда был и будет хорошим, здоровым запахом, и они возмущаются при привычном сопоставлении капусты с бедностью.
Многоквартирный дом пахнет жизнью.
Это запах всех проявлений жизни: пахнет потом, кухней, уборной, детьми. Все эти запахи смешиваются в один сильнейший запах, который ударяет в нос, как только открывается входная дверь. Он стоит в доме десятилетиями. Он проникает сквозь пол и пропитывает стены. Он липнет к перилам и покрытой линолеумом лестнице. Он прячется по углам и висит возле голых электрических лампочек на площадке. Он всегда здесь, днем и ночью. Это запах быта, и он никогда не ассоциируется с солнечным светом или холодным сверканием звезд.
В три часа ночи 24 июля запах был на месте. Он был сильным, как никогда, потому что дневная жара загнала его в стены. Запах ударил в лицо Карелле, когда они с Бушем вошли в дом. Карелла потянул носом, зажег спичку и поднес ее к почтовым ящикам.
— Здесь, — сказал Буш. — Кларк, квартира 36.
Карелла погасил спичку, и они пошли к лестнице. На ночь баки для мусора внесли в дом и поставили на первом этаже за лестницей. Их «аромат» смешивался с другими запахами, создавая симфонию зловония. На втором этаже громко храпел какой-то мужчина, а может быть, женщина. На каждой двери у самого пола пустая подставка для молочной бутылки уныло дожидалась прихода молочника. На одной из дверей висела табличка с подписью: «Мы веруем в бога». Эта дверь наверняка была заперта изнутри на железный засов.
Карелла и Буш поднялись на третий этаж. Лампочка на площадке не горела. Буш зажег спичку.
— Здесь, в коридоре.
— Будем действовать всерьез?
— У него ведь пистолет, верно?
— Да.
— Какого черта, моей жене не нужна моя страховка, — сказал Буш.
Они подошли к двери и встали по обе стороны, лениво вынули свои служебные револьверы. Карелла вовсе не думал, что ему понадобится оружие, но осторожность никогда не помешает.
Он протянул левую руку и постучал в дверь.
— Наверное, спит, — сказал Буш.
— Что говорит о чистой совести, — ответил Карелла. Он снова постучал. — Полиция. Откройте.
— О господи, — пробормотал голос, — сейчас, минутку.
— Нам это не понадобится, — сказал Буш. Он спрятал свой револьвер, и Карелла последовал его примеру. Они слышали, как в комнате заскрипели пружины кровати и женский голос спросил: «Что такое?» Слышно было, как кто-то подошел к двери и начал возиться с засовом, и тяжелая железная пластина загремела, коснувшись пола. Дверь приоткрылась.