— Не будь дураком, юноша, — проговорил Фриц фон Гальштадт.
Сказав это, он положил руку на рукоять своего длинного меча. Он был уверен в себе. Он превосходно владеет мечом, а у его противника всего лишь короткий колющий клинок.
— Один крик и тут появятся шесть рыцарей Белого Волка. Они вручат мне твою голову.
— Вероятно, их заинтересует тот факт, что ты водишь компанию со скавенами и хранишь запись о своих сделках с ними.
От слов Феликса фон Гальштадта холодком проняло до костей. Он не знал, в доме ли уже серый провидец или только прибудет. При таком раскладе он не мог рисковать, призывая рыцарей. Они, несомненно, противники мутантов, но с энтузиазмом разберутся и с кем–либо вроде скавена.
— Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, парень! — возразил судья.
Его клинок описал полукруг, когда он выхватил его из ножен.
— Боюсь, что имею. Ты знаешь, что я недавно видел тебя в канализационных коллекторах. Видел собственными глазами. И едва поверил им, увидев тебя снова в „Золотом Молоте“.
Молодой человек держался уверенно. Бессмысленно ему объяснять, он должен умереть. Подходя ближе, фон Гальштадт опустил кончик клинка к полу. Он опустил плечи, своим видом якобы признавая поражение.
— Как ты узнал?
— Я страж канализации.
— Этого не может быть. Стражи канализации не обедают в „Золотом Молоте“. Только не в обществе Отто Яге…
Лишь только он проговорил эти слова, фон Гальштадта осенило. Феликс Ягер, Отто Ягер. Паршивая овца в семействе. Он знал, что стоило это расследовать.
— Чего тебе нужно, парень? Деньги? Повышение по службе? Я могу устроить всё это, но потребуется время.
Судья незаметно приблизился.
Юноша немного расслабился, видя, каким он сделался испуганным. Скоро настанет момент для атаки.
— Нет, я думаю, мне нужна твоя голова.
Феликс ещё говорил, когда фон Гальштадт с быстротой змеи ударил. К его удивлению, юноша парировал удар. Клинки встретились, сталь высекла искры. Феликс ногой ударил по голени фон Гальштадта. Ногу пронзила боль. Только он умудрился отпрыгнуть с дороги, как юноша ответил выпадом. Фон Гальштадт понимал, что нужно держать дистанцию, чтобы воспользоваться преимуществами длинного меча.
Они кружили и вертелись с расчётливостью мастеров, выискивая открытые места. Клинки вращались и блестели в отсветах двух фонарей. За их перемещением невозможно было уследить глазом, они танцевали со своими жизнями, выискивая слабину в обороне противника. Фон Гальштадт издал возглас удовлетворения, обагрив кровью руку Ягера. Он улыбался, нанеся опасный порез над глазом юноши.
Скоро кровь начала стекать, ослепляя Феликса. Теперь оба тяжело дышали. Но Фриц фон Гальштадт знал, что выиграет этот поединок. Он чувствовал это. На какое–то время он мог уйти в защиту. Его победа — всего лишь вопрос времени.
Танкуоль услышал шум наверху. Он звучал, как будто танцевали. Тяжёлые сапоги стучали по каменному полу. Хорошо–хорошо, это он удачно зашёл. Похоже, враги фон Гальштадта выследили того в логове и в настоящий момент пытаются убить.
В политике скавенов убийству принадлежала долгая и почётная история, и возможность дать ситуации развиваться своим чередом соблазняла Танкуоля. Его незначительная злоба на человечишку будет удовлетворена, если он позволит тому умереть. Удовлетворившись этой мыслью, он решил, что не может доставить себе такую радость. Слишком многое в его великом замысле может измениться.
Он пнул Костодёра. Крысоогр поднял свою окровавленную морду от остатков своей трапезы и зарычал на него. Танкуоль смотрел на него, заставляя своего раба почувствовать его волю. Крысоогр медленно поднялся. Он полез вверх по лестнице из погреба в направлении сражения.
По прошествии времени Феликс был вынужден признать, что всё происходящее, возможно, было не лучшей идеей. Не следовало по–молодости так увлекаться спектаклями Детлефа Зирка. Ему всегда хотелось поучаствовать в одной из таких мелодраматических сцен, где герой противостоит злокозненному негодяю.
К сожалению, события развивались не совсем как в пьесе. Это была история его жизни. Руки горели от усталости, и причиняла боль нанесённая фон Гальштадтом рана. Он резко дёрнул головой в сторону, смахивая текущую по лбу кровь, что было рискованным движением перед лицом столь искусного мечника, как его противник.