— Я имел в виду, что, по–твоему, её вызывает? — сказал Феликс. — Каким образом она распространяется?
— Я не медик, Феликс, я — бармен. Полагаю, что её разносят непослушные дети и ведьмы. Так говаривала моя жена — старая Лотта.
— Думаешь, я мог подхватить её от того бедняги?
— Возможно. Но я не беспокоюсь. Я думаю, что когда старикан Морр вытащит из своей большой чёрной шляпы твоё имя, тут уже ничего не поделать. Я уверен только в одном.
— В чём же это?
— Это хорошо для дела. Как только приходит чума, люди наполняют таверны. Они хотят забыться, и как можно скорее.
— Может, они желают помереть пьяными.
— Есть куда худшие способы расстаться с жизнью, малыш Феликс.
— Да уж.
— Ладно, ты лучше пойди и помешай тем тилеанцам поставить друг друга на ножи, а то скоро мы сможем это пронаблюдать наглядно.
— Я разберусь с этим.
Феликс пошёл и быстро вмешался в перепалку. Через несколько секунд у него были более неотложные поводы для беспокойства, чем заражение чумой.
— Итак, чума тебя не беспокоит? — спросил Феликс, уклоняясь от замаха пьяного солдата–наёмника.
— Никогда не подхватывал, человечий отпрыск, — ответил Готрек Гурниссон.
Схватив наёмника за ухо, он опустил его голову на уровень своей и затем отвесил мужчине удар головой, от которого кровь хлынула из разбитого носа человека, добавив новый широкий след на громадный хохол выкрашенных в рыжий цвет волос Истребителя.
— Я побывал в дюжине осад. Люди мёрли, как мухи, а я был в порядке. Гномы обычно не заболевают чумой. Это удел менее выносливых рас, вроде эльфов и людей.
Феликс схватил двух скандалящих дружков наёмника за загривки и поставил их вертикально. Готрек подхватил одного, Феликс второго, и они выставили их через вращающиеся двери на грязную улицу.
— Худшее, что у меня бывало — это тяжёлое похмелье, — сказал Готрек.
— И не возвращайтесь! — проорал он на улицу.
Феликс повернулся, чтобы осмотреть бар. Как и предсказывал Хайнц, бар был полон. Дворяне, забавы ради ошивающиеся в трущобах, смешались с половиной городских головорезов и распутников. Большая группа наёмников, только что пришедших с караваном из Мидденхейма, тратила свои деньги так, словно это был их последний день.
«А может, они правы, — подумал Феликс, — может, не будет никакого завтра. Может, правы все эти пророки с перекрёстков. Возможно, приближается конец света. Несомненно одно, мир сегодня прекратил своё существование для того человека, который умер на улице».
В дальнем углу он заметил Элиссу, разговаривающую с мускулистым молодым парнем, одетым по–крестьянски, в грубую рубаху и узкие штаны. На мгновение их беседа стала оживлённой, затем Элисса повернулась, чтобы уйти. Только она это сделала, юноша поднялся и схватил её за запястье. Феликс начал продвигаться, чтобы вмешаться. Быть облапанной — профессиональный риск прислуживающих официанток, но ему не хотелось, чтобы подобное происходило с Элиссой. Она повернулась и что–то сказала юноше. Тот разжал руку и немедленно дал ей уйти, на его лице было выражение какого–то потрясения. Элисса оставила его там, с раскрытым ртом и страдающим взглядом в глазах.
Элисса поспешила мимо с поднятой головой, неся полный поднос пустых кружек. Феликс поймал её за руку, развернул и поцеловал в щёку.
— Я не болен чумой, — сказал он, но она всё равно увернулась.
Феликс слышал, что слово „чума“ обсуждается за каждым столом. Словно во всём проклятом городе не было других тем для разговора.
— Честное слово, не болен, — тихо прибавил Феликс.
Он обернулся и заметил, что юноша, с которым разговаривала Элисса, уставился на него гневным взглядом. Феликс склонялся к тому, чтобы подойти и переговорить с ним, но прежде чем он смог это сделать, молодой крестьянин поднялся и широким шагом, не сворачивая, прошёл к двери.
— Я знаю, что ты не болен чумой, — сказала Элисса, теснее прижавшись к Феликсу на соломенной постели, которую они делили.
Она достала соломинку из дыры в матрасе и начала ей щекотать его под носом.
— Тебе не нужно мне постоянно об этом говорить. В самом деле, я хочу, чтобы ты просто помалкивал на эту тему.
— Может быть, я пытаюсь убедить самого себя, — сказал он, схватив за запястье и обездвижив её руку.
Своей другой рукой он дотянулся и стал её щекотать.
— С кем это ты недавно разговаривала? — спросил он.
— Когда?
— Внизу, в баре. Молодой человек. Выглядел так, будто только что с фермы.
— А, тогда ты его видел? — спросила она голосом, полным притворной невинности.