Вторую неделю в программах «Новостей» по всем каналам с восторгом вещали о победах в Чечне. Сперва сенсацией был провал штурма боевиками небольшого предгорного аула Таймаз-Хан. Журналисты, попавшие в населенный пункт сразу после боя, с восторгом рассказывали о подвиге простых российских парней, не отступивших перед многократно превосходящими силами противника.
С не меньшим восторгом демонстрировали изуродованные трупы боевиков, усеявшие зелено-коричневыми холмами пространство вокруг аула. Разрушенные и выгоревшие дотла жилые постройки. Брали интервью у закопченных от пороховой гари милиционеров, мотострелков. Крупным планом показывали коменданта с перевязанной рукой и подбитым глазом, который демонстрировал свой изуродованный автомат и рассказывал, как в рукопашной расколол приклад о чью-то голову.
Мельком показывали, как на санитарные вертолеты грузят раненых, но никто ни словом не обмолвился об убитых. Как будто их и не было. Хотя любой мало-мальски соображающий человек понимал, что при том раскладе, о каком поведал интеллигентного вида полковник, руководитель пресс-службы военной группировки, у федеральных сил потери должны были быть немалые.
Постепенно ажиотаж стал стихать, но после военных знамя сенсаций подхватила пресс-служба ФСБ. В этот раз госбезопасность оповестила на весь мир, что в ходе спецоперации был уничтожен интернациональный отряд женщин-снайперов, известный под названием «Белые колготки». Привезенные в горы журналисты снимали раскуроченный взрывами авиационных ракет длинный блиндаж, возле которого были разложены десятки трупов, часть из них была настолько изуродована, что из этических соображений их накрыли большим куском брезента. На его поверхности выступили бурые пятна крови.
Вокруг, как призраки, мелькали обвешанные оружием бойцы спецназа в черных масках. А журналисты демонстрировали разномастные импортные и отечественные снайперские винтовки. Зарубки на прикладах и дорогое кружевное белье, мохнатые маскировочные комбинезоны и косметические наборы. В общем, демонстрировалось все, что могло доказать: страшных и коварных женщин-снайперов больше нет. Судьба вынесла свой приговор амазонкам…
Сразу после операции «Коррида» всех бойцов «Кочевника» вывезли из Таймаз-Хана. Сперва в Моздок, где прошла сортировка. Погибших увезли в морг, чтобы запаять в цинковые гробы и отправить по месту жительства (теперь уже погребения). Раненых отправили в главный госпиталь Министерства обороны. И только те, кого судьба в этот раз пощадила, военно-транспортным бортом улетели в Каспийск.
Три дня в небольшом коттедже на территории санатория Каспийской военной флотилии бойцы пили. Пили сурово, как только могут пить русские, поминая своих погибших друзей и понимая, что самим уже не скоро придется встретиться с курносой старухой с косой в костлявых руках.
Еще три дня потом отходили от жуткого похмелья. На седьмой день, угрюмые и молчаливые, разъехались по домам.
В Каспийске остались только братья Панчуки. Старший, Михаил, офицер, состоящий на действительной военной службе, целыми днями пропадал на базе 77-й бригады морской пехоты в отделе разведки, готовя подробный доклад об операциях, проведенных отрядом «Кочевник» в зоне боевых действий.
Младший Панчук, Владимир, как вольная птица, валялся на пляже, разомлевая под жарким кавказским солнцем, и плескался в волнах Каспия. Все это напоминало ему начало его службы на Черноморском флоте. Только вода здесь была немного другая, с привкусом нефти.
Сообщение об уничтожении «Белых колготок», переданное по телевизору, буквально оглушило Владимира. Открыв бар, он достал бутылку армянского коньяку, налил доверху хрустальный бокал и осушил его, совершенно не чувствуя аромата благородного напитка.
Когда поздно вечером вернулся Михаил, младший брат сидел в глубоком кресле в одних плавках, обсыпанный крупинками пляжного песка, который он так и не удосужился смыть. На столе стояли две пустые бутылки из-под коньяка и одна початая.
— Что на этот раз случилось? — скептически глядя на младшего, спросил Михаил.
— Слышал, «Белых колготок» того… — Владимир пьяно ухмыльнулся и согнутым большим пальцем провел себя по кадыку. — Вот такой, брат, расклад. Ни за Гришку не отомстил, ни заказ банковского мешка не выполнил. Репутация тает, как масло на горячей сковородке. Не дай бог, до Европы дойдет такая молва, заказов не видать, как своих ушей. Только и останется, что мемуары писать.
— Горе-то какое. — Михаил сокрушенно покачал головой, но в его глазах блестели насмешливые огоньки. Неожиданно они погасли, и лицо приобрело жесткое выражение. — Ладно, ты, отрыжка достоевщины, так почитаемой на Западе, быстро мойся и спать. Утро вечера мудренее, завтра выясним, что к чему.