Как я и думал, полк подполковника Стрельцова, был тяжелым бомбардировочным. В первые же дни войны, из‑за нехватки бомбардировщиков средней дальности, их бросили на затыкание дыр.
«Дырой» – оказалась железнодорожная станция, забитая цистернами с топливом для танков. Я не знаю откуда они получили эту информацию, сам майор тоже не знал, но они чудом не встретив ни одного немецкого истребителя смогли добраться до станции.
– …и тут зенитки сшибли машину Рясова. Я сам видел как он направил горящую машину полную бомб прямо на склады, потом взрыв и все потонуло во вспышке, – рассказывал штурман младший лейтенант Сорокин.
Я тоже с интересом слушал этот рассказ, стараясь не заснуть, глаза так и слипались. И я был не один такой среди парней, многие из них заразно зевали, но все равно очень внимательно слушали летчика.
После бомбардировки потеряв три машины из девяти, эскадрилья майора Тонина собравшись в компактный строй отправилась назад.
– …мы ночники, и полетов в дневное время проводили не так много, как было нужно. В общем, нас встретили на подлете к границе, вывалились из облаков и атаковали. Машину лейтенанта Рощина сразу подбили и он со снижением ушел вниз. Потом подожгли Караваева, Соткина, мы со снижением ушли немного в сторону и как мне кажется единственные кто смог вырваться из той бойни. Одно радует, это то, что задание мы выполнили и сумели сбить один из «мессершмиттов», – устало говорил майор Томин.
После того как рассказал Иванов, как они тут оказались, не забыв нашу встречу на аэродроме, майор обратился ко мне:
– Ну, а теперь вы молодой человек объясните мне почему в форме и с оружием. И вообще что тут делаете?
Вздохнув, я сладко зевнул и встряхнувшись, мне нужна была чистая голова чтобы не сболтнуть что‑нибудь лишнего, начал свой рассказ вставляя ответы на заданные вопросы:
– А как получилось что ты летчик? – спросил майор с легким недоумением.
«Эх, врать так врать! Поди попробуй, проверь!» – подумал я, отвечая на вопрос:
– У меня батя полковник, заместитель командира дивизии. Уговорить его, сперва было трудно. Но я, воспользовался тем что к нам приехал друг отца и попросил его помочь, вот он и помог. Хоть немного, но опыт пилотирования И‑16 у меня теперь есть.
– Что прям вот так разрешили на истребителе? Насчет У‑2, еще как‑то могу поверить, но не боевой же истребитель!!! Наверное друг твоего отца не меньше генерала.
– Да, боевой генерал. Дядя Паша, – вздохнув, ответил я.
– Что за дядя Паша, – попался на крючок майор. Что было странно, в наш разговор не вмешивались остальные авиаторы, слушать слушали, но молчали. Видимо авторитет у майора был абсолютный.
– Генерал Рычагов, – коротко ответил я.
– Кхм, – издал горлом неопределенный звук удивившийся майор.
Бортстрелок Сашка Кириллов, который был всего на три года старше меня, от изумления громко хлопнул себя по коленям, но поймав взгляд майора тут же стушевался.
– Так ты его лично знаешь? – спросил Тонин.
Кроме нас авиаторов, рядом никого не было, остальные сидели у костра о чем‑то разговаривая, но большая часть уже стали укладываться, кроме Виктора, который открыв рот сидел неподалеку и увлеченно слушал нас.
– Ну да, он хороший приятель отца, вместе служили, – с деланным безразличием пояснил я.
– И что он сделал, когда узнал, что ты хочешь пилотировать боевой самолет? – все‑таки спросил Тонин.
– Да знать‑то он наверное знал, уж доложили наверняка, что я летаю на У‑2. Но в дивизию пришла новая техника. ЛаГГи и Яки. Вот я и набрался наглости, и когда он прилетел в часть к отцу, подошел и попросил разрешения на обучение на старой технике.
– И он тебя послал? – то ли утвердительно, то ли вопросительно сказал майор.
– Вначале нет, но после восьмой моей попытки, все‑таки согласился. Правда, сперва посмотрел как я управляюсь с У‑2.
– И что было дальше? – спросил майор.
– Он разрешил. Но с опытным инструктором. Они хотели провести «рекламную» акцию для комсомола по линии ОСОАВИАХИМа, что мол вот уже и подростки летают.
– Что‑то я не слышал такую историю… – начал было майор, но я перебил его, с видимым удивлением:
– Да?? Странно! Эта история в прошлом году получила довольно много пересудов в узких кругах.