— Нет, великий колдун, но верю тебе, — сказал он истово и снова пал ниц.
Я подошел поближе:
— Встань, ибо пришло время великих дел. Хорошо, что ты веришь мне, на этой вере я воздвигну лучшее будущее нашего благородного племени. А Аквавит благословит нас.
Я уселся у очага, Огуна — там, где я велел. Наступил самый щекотливый момент. Нужно было хотя бы частично посвятить его в мои замыслы.
— Итак, нас ждет счастливая жизнь, — сказал я осторожно, зорко следя за реакцией Огуны, — однако сама собой она не настанет. — Лицо Огуны вытянулось. Чтобы подогреть его энтузиазм, я добавил быстро: — Мы ее построим. Сами себе прорубим путь тесаками в джунглях прошлых невзгод. — Метафора эта мне страшно понравилась. Следовало ее запомнить. Вскоре мне потребуется множество метафор — для будущих политических речей.
— Мой учтивый помощник, — сказал я. — Ты хорошо владеешь тесаком?
— Ты сам знаешь, великий колдун.
— Знаю. Отрубаешь голову буйволу одним ударом.
— Во славу Аквавита, — согласился он скромно.
— И хорошо владеешь удлиненными копьями, теми, что, предназначены против крокодилов?
— Ты сам учил меня, великий колдун; они летят дальше, пробивают лучше.
— Хорошо… Тебя ждут слава и почести. Готов ли ты приложить все силы, чтобы нашему племени лучше жилось? Готов ли ты выполнить приказ Аквавита? — Я хорошо знал, что на первой стадии государственного переворота приказы лучше отдавать от имени неколебимого авторитета. Даже несуществующего. Аквавит должен играть эту роль, пока на сцене не появится новый непререкаемый авторитет. Понятно, я о себе — на моем месте так поступил бы каждый.
Огуна ничего не сказал, но всем видом своим изобразил полное повиновение. Итак, первая попытка закончилась успешно. Я располагал слепо преданным человеком.
На всякий случай я добавил:
— Те, кто пройдут испытание, могут рассчитывать на благодарность нашего народа, который они вызволят из долгой неволи.
— Я твой слуга, о великий колдун.
— Хорошо. Под великим секретом могу тебе сказать, что Аквавит поставил два условия. Чтобы рассчитывать на его благосклонность, их нужно исполнить.
— О чем идет речь, о великий колдун?
Я встал, подбросил веток в очаг и прошелся по хижине Огуна преданно смотрел на меня. Я вступил на путь, откуда не было возврата. Если о свержении тирана размышляет один человек — это можно назвать грезами. Если два — это уже первая стадия государственного переворота. Я еще колебался, но сомнения предстояло вскоре отринуть. Воспоминание о недоеденном пресном мясе прибавило решимости.
— Мой учтивый Огуна! Если кто-то узнает о нашем разговоре, Аквавит покарает тебя страшнейшими карами.
Лицо Огуны посерело — мои слова оказали нужное действие Почва подготовлена.
— Теперь о двух условиях Аквавита (лицо Огуны медленно приобретало нормальный цвет). Первое: на той стороне реки есть горькое озеро.
— Знаю, великий колдун. Вода в нем проклята. Даже козы не пьют.
— Ты ошибаешься, Огуна. Вода эта — святая. Она — не для обычных людей, а тем более не для коз. Это вода нашего бога, бога жизни.
— О Аквавит! — изумленно прошептал Огуна.
— Так мне поведал могучий Аквавит. Он гневается, что мы до сих пор не поняли предназначения той воды. Он сказал: кто ее напьется, излечится от всех болезней, у того никогда не выпадут зубы и ногти. Воду эту Аквавит дарит нашему племени. И мы должны ею завладеть.
— Великий колдун, но озеро — на том берегу Великой Реки. Это земля племени Амелунги. А в реке — крокодилы..
— Великое будущее не построить бё. з великих свершений, мой учтивый Огуна. Дело это трудное, согласен, но Аквавит с нами; о втором условии, потруднее… — Я подбросил дров в затухающий очаг и налил себе кофе. Огуна благоговейно наблюдал за мной. — Второе условие, — протянул я, стараясь говорить как можно более равнодушно, — свергнуть Балунгу, прогневившего Аквавита.
— Великий колдун! — рухнул ниц Огуна. — Это невозможно! Великого Бадунгу стерегут три злых духа, заключенные в амулеты, что висят над его дверью. Ты сам говорил, что амулеты те охраняют Балунгу лучше воинов. Кто поднимет на него руку, того поразит молния.
— Встань, мой учтивый Огуна.
Он поднялся, но весь трясся. Я дал ему глотнуть кофе, вынул револьвер, изрядно уже заржавевший.
— Помнишь этот амулет?
— Да, великий колдун.
— Помнишь, как он изверг молнию?
— Да…
— Это я ее послал.
— Помню…
— Так кто владеет молниями?
— Ты, великий колдун.
— Если я владею молниями, как смогут они поразить моего слугу?
— Ты прав, великий колдун. Не поразят, если ты не захочешь.
Я облегченно вздохнул. Еще на шаг продвинулись…
— К делу. Слушай внимательно.
— Слушаю, великий колдун!
— Кто из молодых воинов самый толковый и заслужил расположение Аквавита?
— Все.
— Знаю, — сказал я нетерпеливо. — Но подумай хорошенечко — кто из них готов, не рассуждая, выполнить приказы Аквавита и мои (Огуна наморщил лоб). Нам нужны для начала четыре — пять сорвиголов, чтоб разоружить личную охрану Балунги.
— Столько я найду, — заявил, поразмышляв, мой ученик.
Той же ночью в хижину ко мне явились четверо удальцов, готовых на все — особенно двоюродный брат шурина матери первой жены Балунги, которого наш вождь недавно обделил охотничьей добычей. Этот парень был весьма ценным приобретением. Личная стража Балунги привыкла, что он все время болтается у хижины вождя. Кроме того, он происходил из племени, жившего по ту сторону реки, а сюда прибыл в качестве приданого старшей жены Балунги, которая приходилась ему — если я правильно разобрался в генеалогическом древе — теткой по прямой линии. Звали его Секо, и оружием он владел неплохо. Я пообещал ему, что при строительстве нового светлого будущего нашего племени он будет получать повышенную долю охотничьей добычи.
Вся четверка блестяще выдержала собеседование. Огуну я назначил их командиром и отдал приказы, которые им надлежало выполнить сегодня же ночью. На задание они отправились охотно, даже с энтузиазмом. Видимо, Огуна неплохо растолковал им насчет скорого вознаграждения.
Я улегся спать, чтобы в случае неудачи оказаться разбуженным и безмерно удивленным — как все старейшины племени. Однако сон не шел. Звуки ночных джунглей слышались, сегодня явственней, чем обычно. Писк, скулеж, хрюканье, шум крыльев — все сливалось в дикую какофонию, под которую я обычно спокойно засыпал Но сегодня был погружен в раздумья о неудаче. Постепенно погрузился в полусон, полуявь, казалось, за мной направляется личная стража Балунги, чтобы казнить и бросить на съедение гиенам, чей мерзкий хохот раздавался там и сям. Очаг догорел. Вновь чьи-то шаги. На сей раз наяву. Несколько человек приближались к хижине. Под левой лопаткой у меня вместо сердца с глухим стуком колотится о ребра камень. Нужно будет сделать кардиограмму — подумал я, видимо, не проснувшись еще окончательно. Шаги приближались. Ночь выдалась холодная, но по спине у меня струились ручейки пота. Группа молчаливых мужчин была уже близко. Я забился в угол, сжал револьвер и не сводил глаз с двери. Полог шевельнулся.
В дверях, опираясь на копье моего изобретения, стоял Огуна.
— Великий вождь, все исполнено.
— Что Балунга?
— Молит о милости, великий колдун, умоляет тебя взять его в приближенные.
— Его личная стража?
— Готова верно тебе служить. Правда, вся она лежит связанная и ждет своей участи.
— Хвалю, мой верный Огуна. Прекрасно. Ты потрудился на совесть. А потому назначаю тебя начальником стражников нового порядка и главным исполнителем моих приказов. — Я спрятал револьвер и стер приставшую к потной ладони ржавчину.
Огуна низко склонился и ждал. Я не рассчитывал, что все произойдет так быстро. Пришлось импровизировать на ходу, чтобы они не заметили моей растерянности. Государственный переворот закончился успешно, и нужно сделать следующий шаг. Это был мой первый государственный переворот, и я не чувствовал себя уверенно в роли диктатора. На всякий случай принял позу политика с парадного портрета, чтобы дать Огуне понять: я — не только управляю событиями, но и предвижу их.