* * *
Наступал 1945 год. Все мы понимали, что он принесет нам победу. Когда именно это произойдет, мы, конечно, не знали. Ясно было одно, при всех «тотальных» и «сверхтотальных» мобилизациях фашистская армия долго не продержится, хотя для полного ее разгрома понадобятся большие усилия.
Как обычно, перед началом крупной операции командующий фронтом генерал армии И. Д. Черняховский провел [340] совещание и штабную игру. Если осенью сорок четвертого наибольшего успеха добилась левофланговая 11-я гвардейская армия, наступавшая южнее Гумбинеена, то в предстоящей операции главный удар планировалось нанести правым крылом фронта севернее Гумбиннена. При этом фронт был усилен. В первом его эшелоне удар должны были нанести три армии и 2-й гвардейский танковый корпус. 11-я гвардейская армия и 1-й танковый корпус находились во втором эшелоне. За счет резерва Ставки была значительно усилена 1-я воздушная армия, которой командующий фронтом отводил большую роль, так как наземные войска имели большой некомплект. Авиация должна была поддерживать ударную группировку фронта при прорыве тактической зоны обороны и при дальнейшем развитии успеха, обеспечивать ввод в сражение танковых соединений, прикрывать войска, вести воздушную разведку, уничтожать резервы противника, парализовать всякое движение на коммуникациях, расположенных за линией фронта. Предполагалось, что в день начала наступления за 1 час 25 минут до него 545 фронтовых бомбардировщиков и штурмовиков нанесут массированный удар по опорным пунктам первой полосы обороны врага. С началом наступления усилия авиации планировалось переключить на непрерывную поддержку наступающих войск. Для борьбы с подходящими резервами противника выделялись одна штурмовая, одна истребительная, а на третий день операции еще и две бомбардировочные авиадивизии.
Для успешной борьбы с силами люфтваффе планировалось за несколько дней до начала наступления нанести мощные удары по основным вражеским аэродромам. Для этой цели были выделены две бомбардировочные, три штурмовые и четыре истребительные дивизии. Координацию боевых действий воздушных армий (предусматривалось использовать авиационные соединения 3-й воздушной армии соседнего 1-го Прибалтийского фронта и авиации дальнего действия) осуществлял представитель Ставки маршал авиации Ф. Я. Фалалеев.
Продуманы были меры по дезориентации противника. Для достижения внезапности главного удара командующий фронтом решил провести ложную подготовку наступления на левом фланге фронта в полосе 31-й армии. С 1 по 10 января авиация должна была «показывать» обеспечение сосредоточения войск в районе Сувалок и активизировать воздушную разведку в полосе 31-й армии. Было [341] создано несколько ложных аэродромов, на которых базировалось 100 штурмовиков и 60 истребителей. В их районах работала сеть радиостанций, которые имитировали переговоры штаба воздушной армии, штурмового авиакорпуса и трех бомбардировочных авиадивизий. В решении этих задач планировалось использовать нашу 240-ю, а также 1-ю гвардейскую штурмовую и 6-ю гвардейскую бомбардировочную авиадивизии. В составе 1-й воздушной армии три дивизии так же, как это было в Белорусской операции, выделялись в авиагруппу для действий на центральном направлении. С вводом в сражение второго эшелона фронта — 11-й гвардейской армии и 1-го танкового корпуса — усилия наших трех авиадивизий переключались на поддержку его боевых действий.
Ну а что было перед нами?
В полосе наступления войск 3-го Белорусского фронта оборона противника была очень совершенной, особенно на инстербургском направлении. Развитая сеть глубоко эшелонированных укреплений позволяла врагу небольшими силами упорно защищать каждый плацдарм. В полосе фронта было два наиболее укрепленных района, Ильменхорстский и Хейльсбергский, и две крепости — Кенигсберг и Пиллау. Кроме того, каждый хутор, замок, жилой дом — все было приспособлено к обороне. Многочисленные неширокие реки были углублены. Отличительной особенностью их было отсутствие пологих берегов. Реки, по сути дела, были превращены в каналы, которые трудно форсировать. Свою оборону фашисты совершенствовали до последних дней. Глубина ее достигала 150–200 километров, практически охватывая всю территорию Восточной Пруссии до побережья Балтийского моря.
Восточно-прусская группировка к середине января 1945 года все еще располагала значительными силами: 580 тысяч солдат и офицеров и 200 тысяч фольксштурмовцев, 8200 орудий и минометов, около 700 танков и штурмовых орудий{16}. В составе 6-го немецкого воздушного флота насчитывалось 775 самолетов. Аэродромная сеть была хорошо развита и подготовлена, что обеспечивало противнику свободный маневр авиационными силами как по фронту, так и в глубину обороны.
Было ясно, что предстоят жестокие бои за каждую траншею, каждый опорный пункт, каждую огневую точку. [342] Понимали мы также, что наша пехота возлагает большие надежды на активную помощь авиации. Задачу на штурмовые действия командующий воздушной армией ставил не только «ильюшиным», но и нам, истребителям. Специфика операции требовала, чтобы мы в большей мере, чем когда-либо, были привязаны к наземной обстановке. Наши пилоты должны были уметь быстро и грамотно разбираться в особенностях наземного боя — от этого зависела эффективность авиационной поддержки. Это был существенный момент в подготовке летного состава дивизии.
Задач стояло много, расслабляться было некогда, и люди соединения трудились как единый, надежный и хорошо отлаженный механизм.
В Восточной Пруссии
В канун наступления во всех полках и в управлении дивизии прошли митинги при развернутых боевых знаменах. Во всех выступлениях авиаторов прозвучало их стремление добить гитлеровцев на их собственной земле.
Дивизия была хорошо подготовлена к боям. В целом вся наша 1-я воздушная армия была намного сильнее 6-го немецкого воздушного флота, который противостоял нам в небе Восточной Пруссии. Теперь, когда требовалось усилить то или иное направление в воздухе, счет уже шел не на отдельные самолеты, как это было, скажем, на Ленинградском фронте, и даже не на полки, а на целые дивизии, хорошо подготовленные, укомплектованные, имеющие новейшие машины.
Когда воздушная армия располагает такими силами, возникает вопрос, как их использовать с максимальной отдачей? Если в начале войны истребителям, например, ставилась как главная задача нейтрализовать действия авиации противника, затем — добиться господства в воздухе, то к сорок четвертому году она была уже решена. В новых условиях более уверенно и эффективно действовали штурмовики и бомбардировщики, которые мощными целенаправленными ударами во многом способствовали успешному развитию наземных наступательных операций, в частности, Белорусской. При этом истребители должны были поддерживать господство в воздухе, но одновременно в число наиболее важных для них выдвинулась задача обеспечения боевых действий бомбардировщиков и штурмовиков, надежного прикрытия с воздуха подвижных [343] войск армии и фронта, а также поля боя. Для нашего соединения самыми злободневными оставались вопросы четкого взаимодействия истребителей с другими родами авиации и непосредственной связи с командованием наземных войск. Эффективность нашей боевой работы во многом определялась тем, насколько хорошо мы знали, что происходит на земле. Наши боевые успехи определялись теперь не столько количеством побед, одержанных летчиками в воздухе, сколько отсутствием потерь у бомбардировщиков и штурмовиков и успехами наших наземных войск. В этом отношении последний год войны отличается от предыдущих лет более прямыми, более гибкими и прочными связями, которые были между командирами наземных и воздушных соединений. Огромное количество радиостанций, КП, пунктов наведения и управления воздушным боем и т. д. располагалось непосредственно в боевых порядках пехоты — без этого мы просто не смогли бы эффективно использовать нашу возросшую авиационную мощь.