В тот же час пара Як-9 из 133-го гвардейского полка, ведомая старшим лейтенантом Д. П. Моцаковым, занималась воздушной разведкой недалеко от Гумбиннена и была атакована группой «фоккеров». Гитлеровцев оказалось больше, и в схватке с двумя советскими истребителями они, вероятно, рассчитывали на легкую победу. Однако через несколько минут на окраину Гумбиннена упал еще один немецкий самолет — на этот раз «фокке-вульф». Его сбил старший лейтенант Д. П. Моцаков, после чего, завершив разведку, наша пара вернулась на свой аэродром. [347]
14 января наземные войска достигли определенного успеха — в частности, была отражена мощная контратака крупных сил противника. Но окончательно главная полоса его обороны была прорвана лишь на третий день наступления, после полудня 15 января. Впервые за эти дни как раз к этому времени заметно улучшилась погода, и авиация нашей армии во взаимодействии с силами 3-й воздушной смогла наконец несколько часов поработать в полную силу. Уже не пятьдесят, не сто и даже не двести, а 1320 наших самолетов в течение трех часов наносили мощные удары по основным узлам сопротивления и опорным пунктам противника. В результате наши войска завершили прорыв главной полосы вражеской обороны и к исходу 15 января ударная группировка фронта продвинулась на 15 километров. Таким чрезвычайно сложным было начало наступления.
В этих ударах участвовали бомбардировщики полковника Г. А. Чучева и штурмовики полковника С. Д. Пруткова. От них требовалась исключительная точность, поскольку наши наступающие наземные части все время находились в тесном соприкосновении с противником. В течение непрерывного трехсуточного боя очертания переднего края все время резко меняли конфигурацию. В этих условиях 1-я гвардейская штурмовая авиадивизия, когда того требовала обстановка, действовала в полосе всего фронта и была в руках командующего воздушной армией тем средством, с помощью которого наша авиация могла поддержать действия пехоты в любой момент и на любом участке.
Конечно, не только летчики С. Д. Пруткова способствовали развитию наступления. Отлично действовали, например, и воздушные бойцы 277-й штурмовой дивизии. В целом же мастерство наших авиаторов в этот период войны проявлялось как стабильная качественная характеристика работы всех авиасоединений. Ну и, конечно, там, где действовали летчики полковников С. Д. Пруткова и Г. А. Чучева, там были и наши истребители.
16 января все усилия воздушной армии были переключены на обеспечение действий прославленного 2-го гвардейского Тацинского танкового корпуса. Ему было приказано во взаимодействии с войсками 5-й армии генерала Н. И. Крылова прорвать вторую полосу обороны противника.
Это была очень сложная задача, которая, при успешном исходе, во многом способствовала бы дальнейшему [348] разгрому всей восточно-прусской группировки. Дело в том, что вторая полоса обороны территориально занимала срединное положение: здесь, в центре Восточной Пруссии, держалась сильная инстербургская группировка противника, которая перекрывала кратчайший путь к Кенигсбергу и к побережью Балтики. Развивая наступление севернее Гумбиннена в полосе 5-й армии, 2-й гвардейский танковый корпус должен был выйти в тыл инстербургской группировке врага и не дать ей возможности организованно отойти на следующий рубеж — под Кенигсберг. Общая цель на данном этапе была именно такая. В достижении ее, само собой разумеется, большая роль отводилась авиационной поддержке.
Перед вводом танкового корпуса в прорыв 6-я гвардейская бомбардировочная дивизия в полном составе нанесла удар по основным опорным пунктам второй полосы фашистской обороны. Вслед за пикировщиками полковника Г. А. Чучева удар нанесли еще 342 бомбардировщика 1-й и 3-й воздушных армий. Через три часа после этих ударов 284 бомбардировщика 1-й воздушной армии начали сокрушать опорные пункты третьей полосы обороны гитлеровцев. И снова первыми бомбили летчики полковника Г. А. Чучева.
После первых массированных ударов с воздуха на участке прорыва были разрушены многие оборонительные сооружения, и наши войска взяли важнейшие опорные пункты. Как только части 5-й армии начали прорыв второй полосы обороны, 1-я гвардейская и 277-я штурмовые авиадивизии переключились на непосредственную поддержку танкового корпуса, уничтожая войска и технику противника, противостоящего корпусу. 277-я штурмовая авиадивизия одновременно поддерживала и войска 5-й армии, в полосе которой танковый корпус вводился в прорыв.
Все полки нашей дивизии были одновременно в воздухе, сопровождая бомбардировщиков и штурмовиков. В целом поддержка с воздуха действий 2-го гвардейского танкового корпуса осуществлялась силами пяти бомбардировочных, трех штурмовых и одной истребительной дивизий. Исходя из этого, нетрудно представить, насколько важны были задачи, поставленные перед танкистами и войсками 5-й армии. 240-я авиадивизия здесь не учитывается: я перечислил только тот состав сил, который осуществлял непосредственную поддержку наземных войск. Истребительное соединение, о котором я сказал, — это [349] 130-я авиадивизия, вооруженная новейшими истребителями-бомбардировщиками (одна из опытных машин, созданных в конструкторском бюро А. С. Яковлева). Командовал этой авиадивизией Федор Иванович Шинкаренко. Новые «яки» несли бомбы большого калибра и отличались высокой точностью бомбометания с пикирования. В этот день летчики Ф. И. Шинкаренко уничтожали вражеские войска и технику на третьей полосе обороны.
Всего же 16 января, пользуясь благоприятной погодой, наша авиация произвела 2800 самолето-вылетов, из них около двухсот было на счету 240-й истребительной.
17 января на земле продолжались упорные бои. Снова ухудшилась погода, и авиация действовала лишь мелкими группами. Истребители противника пытались оказывать противодействие нашим парам и четверкам. Из-за низкой облачности наши группы ходили на малых высотах, и гитлеровские истребители пытались атаковать с бреющего полета. В штаб дивизии, как обычно, шли донесения из полков. Поступило сообщение о воздушном бое, проведенном шестеркой капитана П. К. Лобаса. «Яки» сопровождали 12 «ильюшиных». Когда те возвращались домой, четыре ФВ-190 пытались атаковать их снизу с бреющего полета. Но наши истребители, хорошо изучившие приемы гитлеровцев, своевременно отразили эту атаку, навязали «фоккерам» бой, и младший лейтенант Н. И. Тёпин сбил один из них. П. К. Лобасу «везло» больше, чем другим ведущим: почти не бывало дня, чтобы его группа при вылете на сопровождение не приняла бой. Причем это происходило и в относительно спокойные дни. Другие ведущие в те же дни делали по нескольку вылетов на сопровождение — и обходилось... Но стоило ему повести группу, как среди гитлеровцев тотчас находились охотники испытать судьбу. Это, конечно, случайные совпадения, которые всегда оканчивались — совсем не случайно для противника — плачевно. Я не помню случая, чтобы летчики, которых вел капитан П. К. Лобас, ограничивались только отражением атак. Как правило, при атом один-два немецких истребителя бывали сокрушены. Заключительная фраза донесений, поступавших от его группы, была неизменной: «Наши истребители и штурмовики потерь не имели».
И все же, несмотря на победные боевые донесения, день 17 января стал для дивизии одним из самых тяжелых. Беда пришла с неожиданной стороны: при возвращении с боевого задания над своим аэродромом погиб [350] прекрасный летчик, командир 900-го истребительного авиаполка подполковник Александр Федорович Хотинский.
Подполковник Хотинский привел группу с боевого задания и ходил над аэродромом по кругу на высоте 800 метров. Производили взлет штурмовики, поэтому он ожидал, когда освободится полоса. Штурмовики и сопровождающие их «яки» 900-го полка взлетели, и Хотинский зашел на посадку. Когда он планировал на высоте 20–30 метров, в его самолет сзади неожиданно врезался Ил-2, пилотируемый младшим лейтенантом Н. С. Асташёвым. Младший лейтенант отстал от группы и, догоняя ее, шел по малому кругу над аэродромом на бреющем полете. Это было нарушение неоднократных строгих приказов командующего, запрещавших пролет через аэродром на бреющем. В результате оба пилота погибли.