Отойдя от памятной дороги, на которой снова началось оживленное движение, мы остановились на привал.
Военфельдшер Зимина, которую прибило к нам течением войны, оказалась операционной сестрой в окружном госпитале. Здесь она оказалась в шефской помощи одному из госпиталей, где не хватало сестер. Ну, дальше понятно. Внезапная война, постоянные бомбардировки, немцы, и вот она с двумя бойцами из госпитальной охраны встретилась с нами.
– Самая обычная история, – тихо себе под нос пробормотал я, слушая Кириллова, который уже успел разузнать все что только мог.
В самом конце отдыха за пять минут до запланированного подъема, мы услышали гул авиационных моторов.
– Наши! – Уверенно сказал старшина Середа, прислушиваясь к гулу моторов. Самолеты над нами пролетали постоянно, и мы уже как‑то привыкли к этому. Но все они были немецкими, и слова старшины, сразу же вызвали ажиотаж среди бойцов.
– Четыре СБ, и звено «ишачков» в прикрытии, – сказал я, сразу же как увидел самолеты в переплетении ветвей.
– Угу. Похоже они с соседнего полка. Там были СБ‑шки, – задумчиво сказал Кириллов, с жадностью смотря на своих товарищей в небе.
– С прикрытием. А нам не дали. Сказали что нет, – хмуро сказал старшина.
– Может новую часть с внутренних округов перекинули? – спросил я не отрываясь, разглядывая самолеты. Все‑таки это были свои. Такие же летчики. Только они были там, в небе, а ты ползаешь на земле с завистью глядя на них. Или с надеждой что они «дадут ТАМ за нас».
– Может быть, – ответил старшина, и пристав на локте, тоже стал всматриваться в крестики на небе.
– Хотя нет. Ошибся я, – приглядевшись, со вздохом сказал я.
– В смысле? – не понял Кириллов.
– Это сборная солянка. Ведущий хороший пилот, видно как он барражирует, а вот ведомые желторотые птенцы, или из училища или с другой части. Ведомые, постоянно теряют ведущего, нет совместного опыта полета.
– Действительно, один ведомый отлетел в сторону, – услышал я вдруг рядом голос майора. Повернувшись, я увидел его рядом с той самой дивчиной, врачихой.
– Мессеры со стороны солнца на них заходят… – сказал я, указав в нужную сторону. Все смотрели на свои истребители и как‑то прозевали немцев.
– Их всего двое, ну, сейчас наши им покажут, – радостно воскликнул Иванов, хлопнув себя по ноге от переизбытка чувств.
Поглядев на него как на несмышленое дитя, я стал монотонно перечислять что сейчас произойдет, каждое движение наших и немцев, было передо мной как открытая книга, и я предвидел все что сейчас произойдет.
– Судя по тому, как действуют немцы слетанность пары у них на очень высоком уровне. Такое постигается месяцами усиленных тренировок…
– Да ладно, сейчас наши их… – перебил меня рябой боец, глядя на небо блестевшими от предвкушения глазами.
– У наших шансов нет! – коротко проинформировал я их.
– Сейчас немцы атакуют сверху и собьют ведущего бомбовоза… Ну вот он падает… Вот сейчас они атакуют «ишачки». СБ от них никуда не денутся, а вот избавляться от помех они станут сразу. Судя по тому как они атакуют, немцы уже поняли уровень подготовки и собьют самого слабого, – это левый ведомый… Падает. Вот они уходят в пике и вверх. Сейчас наберут высоту и снова атакуют, уже сверху.
– Слушай да замолчи ты!! И так двух наших сбили, – не выдержал сержант Иванов. Майор Тонин молчал, но бросил на меня какой‑то странный взгляд.
– Сейчас собьют второго ведомого и займутся ведущим, но и он долго не продержится. Потом они погонятся за остальными бомберами, – тихо сказал я.
Бросив на меня быстрый взгляд, майор стал смотреть в небо. Я тоже смотрел. Меня интересовало, как действовали немцы в боевой ситуации, все‑таки одно дело смотреть на это в старинных кинохрониках и читать мемуары, и одно смотреть живьем.
Бойцы стонали и сучили руками, как будто это они там в кабине последнего истребителя, борются с немцами. Но бой недолго продолжался. Как я и говорил, сбив «ишачок» ведущего, немцы немедленно бросились за бомбовозами, оставив летчика опускаться на парашюте немного в стороне от нас. Пока мы смотрели, довольно далеко начавшийся бой, как‑то быстро стал вестись у нас над головой, так что покинув кабину истребителя летчик опускался фактически на нас.
– Быстро. Разведка, за ним, – скомандовал Тонин, очнувшись после завораживающего просмотра неравного боя.
Как только пяток бойцов во главе с Ивановым исчезли в направлении, куда относило ветром летчика, Тонин повернулся ко мне, и сказал:
– Папа показал? Научил летать? Хрена!!! А ну давай говори, откуда такие подробности знаешь, как действуют немцы? – жестко приказал майор.
Бойцы, в основном летчики Тонина, сгрудились вокруг, вопросительно глядя на меня.
– Да что тут такого? – пожал я плечами.
– У нас на аэродроме была четверка мессеров. Немцы подарили Союзу. Правда модификации «Е», но все равно. Дали на два месяца, для изучения и составления учебного боя между немецкими и нашими истребителями.
– Что ты этим хочешь сказать? – спросил у меня майор.
– В дивизию поступила новая техника вот ее и решили испытать в учебном бою с «мессершмиттами». Так что этих боев я насмотрелся по самое не хочу, там реально искали слабые и сильные стороны немцев. Правда модификация «Е», сейчас у немцев практически отсутствует, они на другую перешли, но все равно действия те же.
– Ясно. Действительно такое может быть, – после некоторых размышлений согласился майор.
– У нас на аэродроме еще «Хеншели» были и «Юнкерсы», – слегка хвастливо приврал я, надо же держать марку.
– Ну, это понятно для чего, дивизия же истребительная. Но все равно не помню я полковника Суворова, – сказал Тонин.
– Фамилия моего отца не Суворов, – ответил я лениво.
– Так, подожди‑ка но ты же сам говорил что… Хотя, действительно не говорил, – вспомнив, признался майор.
– Тогда кто у тебя отец?
– Полковник, – чуть улыбнувшись, ответил я. Отвечать я не хотел категорически.
– Я помню что полковник. Фамилия какая?
– Не, не скажу. Он и так наверняка всех на уши поднял, так что не хочу чтобы меня в летную школу отправили, попаду в какой‑нибудь полк, и пристроюсь там. Покажу себя.
– А Суворов?
– Девичья фамилия бабушки.
На дальнейшие вопросы я стал отвечать односложно и после некоторых попыток разговорить меня, даже рявкнув в приказном порядке ничего он не добился, и так хватит ему информации для размышления.
Еще через полчаса, когда мы отдыхали, прибежали разведчики‑спасатели, таща на прицепе летчика.
– Немцы! Цепью идут. Лес прочесывают, – запаленно дыша, выкрикнул Иванов.
– Немедленно уходим, – крикнул майор, и обратился к летчику, который никак не мог отдышаться:
– Сто шестнадцатый ИАП?
– Да… товарищ… майор, – в три приема выдохнул лейтенант.
– Понятно. Это вы неподалеку от нас стояли. Я хорошо знаю вашего командира майора Пугачева.
– Я помню вас товарищ майор, вы неделю назад к нам на У‑2 прилетали.
– Вот и хорошо что помнишь. Давай в конец строя. Всем внимание. Собираем все силы, и бегом, бегом бежим на восток. Вперед, – скомандовал майор и возглавил нас, пустив вперед сперва разведку.
– Привет, я Сева Суворов, – поздоровался я с летехой.
– Лейтенант Курмышев, – слегка холодно представился он. Видимо никак не мог понять, почему я не представляюсь как положено.
Остальные летчики быстро просветили его насчет меня, не забыв упомянуть мои едкие комментарии в его адрес, в воздушном бою.
С лейтенантом мы быстро нашли общий язык, и дальнейший наш бег шел под жаркие споры, как надо, и как не надо было действовать. Немного позже я рассказал ему что стало со старшим лейтенантом Соломиным из его полка, что вызвало у него шок.
– Я ведь тоже в том бою был, мы тогда семерых потеряли. Эдик, он вторым звеном командовал, в третей эскадрилье, – со вздохом сказал лейтенант.
И через три часа под самый вечер мы вышли к небольшому польскому хутору, стоящему в глубине белорусского леса. Поселения нам встречались довольно часто, но мы обходили их, а вот одиночный хуторок заинтересовал майора, и он выслал разведку. Наши животы уже пели голодные рулады, так что мы встретили этот приказ с полным одобрением.