Тоненький лучик дневного света пробивался сквозь дыру в потолке. Все вокруг было забрызгано кровью. Если в лифте и осталось такое место, где было менее опасно, все равно перебраться туда из-за скользкого пола очень трудно.
Дэвид решил, что единственное, что ему остается, — это сидеть тихо и ждать помощи. После того как рухнул подъемник, вой сирены прекратился, но, наверняка, кто-нибудь на улице все-таки слышал ее и весь этот ужасный грохот. Вообще-то, кто-нибудь мог бы прийти, чтобы поинтересоваться, что случилось, и прислать помощь. Но была суббота... Да и не так много людей прогуливается по улицам возле этого заброшенного здания в выходной. Дэвид внезапно понял, что обречен провести здесь всю ночь.
Кристина в конце концов позвонит отцу и сообщит, что Дэвид не вернулся домой. Господин Лоув пришлет сюда кого-нибудь посмотреть, здесь ли он и не случилось ли чего. Рано или поздно они приедут за ним. Все, что ему остается, — это сохранять спокойствие и равновесие. Он как-нибудь переживет этот кошмар.
Так он там и сидел в тусклом свете дня, размышляя о том, что могли думать Скарпелли и Малдун перед смертью. У него не было ни малейшего сомнения в том, что оба мертвы. Были ли у них перед смертью какие-то вспышки обостренного сознания или озарения? Или они как-то пытались скрыть свой страх и панику перед смертью, зная, что Дэвид является свидетелем их кончины? Вандемарку было ясно, что никогда не узнает ответа. Мертвецы уже ничего не расскажут.
Неожиданный треск, опять донесшийся сверху, насторожил Дэвида. Он так испугался, что едва не выпустил из рук поручни, в которые вцепился во время этого смертельно опасного дождя из падающих механизмов и железа. Треск также сопровождался каким-то скрежетом и грохотом. Господи, неужели там еще что-то осталось, что может упасть?...
Дэвид понимал, что не сможет просто так вот сидеть и ждать, ждать, возможно, даже долгие часы, того, что еще может произойти. Он осторожно придвинулся к переднему краю кабины, мертвой хваткой вцепившись в поручень. Приблизившись к стене, он заглянул в дыру в потолке.
Так и есть. Противовес. Он все еще ненадежно висит на месте рухнувшего подъемника, поддерживаемый оставшимися опорными балками, выдранными из задней стены. Сколько эта штука может весить? По меньшей мере полтонны, может быть, даже больше. Если она упадет, то разнесет вдребезги заднюю часть лифта. Говорить «если» было бы неправильно — совершенно очевидно, что долго он не провисит. Дэвид передвинулся к передней части лифта, ближе к пульту управления, от которого теперь совершенно нет пользы.
Или он еще мог пригодиться?
Над пультом находилась маленькая прямоугольная дверца. Может быть, за ней телефон? Дэвид осторожно придвинулся к ней и, ломая ногти, наконец открыл ее. Телефон, вероятно, все равно бы не работал, даже если бы трубка и была, но она отсутствовала. Дэвид присел, изможденный и вынужденный подчиниться судьбе. Похоже, ему придется пройти все круги ада. Он снова сидел и ждал, когда кто-нибудь придет и спасет его. Только теперь он размышлял, смогут ли спасатели прийти вовремя. Немного подумав, Дэвид пришел к выводу, что до сих пор тормоза безопасности лифта вели себя просто прекрасно. Сработают ли они нормально, когда противовес ударится о кабину? В этом он сомневался. Дэвид решил, что если его не спасут раньше, чем обрушится противовес, он умрет. Все очень просто.
Он закрыл глаза и попытался вспомнить какую-нибудь молитву, которую знал в детстве. Его родители никогда не были слишком религиозны, да и тетушка Руфь, к которой он потом переехал жить, тоже. Фактически ему удалось заучить только несколько молитв — от другой его тети, которая приезжала навестить его, когда ему было пять или шесть лет. Он мог прочитать наизусть только пять разных стихов, обращенных к Господу. Тетя Ширли любила, когда в конце ее двухнедельного визита он мог читать молитвы. Но все ее огромные усилия оказались напрасны. Сейчас, когда он действительно нуждался в слове Божьем, ничего не шло на ум.
Скрежет металла возобновился. Это действовало Дэвиду на нервы. И как он ни старался не обращать внимания на эти роковые звуки, это ему не удавалось.
Он заставил себя расслабиться, надеясь забыться. Мысли сразу же перенесли его к жене и дочери.
Что Крис и Дженни будут делать, если ему не удастся выбраться отсюда? Выйдет ли Кристина снова замуж? Будет ли Дженни называть нового отца «папочкой»?
Глупо думать об этом. Дэвид Вандемарк был все еще жив и упорно стремился сохранить свою жизнь. Он пока не знал, как это сделать, но не терял надежды выкарабкаться из этой ситуации. И неважно, что все эти неприятности слишком затянулись. Разве не восхищался он всего лишь несколько часов назад тем, как прекрасна жизнь? Восхитительная жизнь не обязательно приводит к такому дрянному концу.
Мысли Дэвида были прерваны ужасающим звуком ломающегося металла. Все. Это конец. Он зажмурился и весь сжался в комок. Дэвид лишь смутно представлял, что именно происходило, когда противовес, пробив кабину лифта, увлек ее за собой вниз. Все, что он чувствовал — это страх падения. Страх. Словно какое-то бешеное, только что вырвавшееся на свободу существо вселилось в него. Его глаза широко открылись, и вырвался нечеловеческий крик ужаса. Казалось, что этот предсмертный крик будет длиться вечно... Наполняя душу ужасом и эхом отдаваясь в шахте лифта, сверху надвигался звук летящей огромной гири. Казалось, что мозг Дэвида вот-вот лопнет, как стекло, от неистовой силы этого завывания. Его мир взорвался и превратился во всепоглощающую боль. Дух, стоны которого предвещают смерть, затих. Воцарились тьма и безмолвие.
Глава 8
14 июля 1989 года.
Мемориал-парк, Вашингтон.
— Вандемарк, конечно, выжил, но это была изрядная переделка, имевшая неожиданный поворот через некоторое время.
Айра замолчал. Они с Видой проходили мимо Мемориала и наблюдали за прогуливающимися неподалеку туристами.