― Подъем, ― невероятно строго произношу я.
Гвендолин открывает глаза, осматривается, и мы встречаемся с ней взглядами. Уже который раз каждая клеточка моего тела щебечет от того, что ее нежный взгляд находится на мне. Признаю, это пробуждает во мне странные чувства, преследующие меня уже очень давно. Но сейчас, как ни странно, все обрело иной характер. Все ощущения, что сопровождали меня долгое время потеряли свой вкус, и сейчас они кажутся мне более нереальными, чем когда-либо. Все происходит как в дивном, сказочном сне.
― Зачем тебе так много пирсинга? ― интересуется она, поднявшись с моих ног и расправив плечи.
― Не твое дело, ― имею смелость грубо ответить. ― Мы подъезжаем.
Девочка поднимается на ноги и сейчас кажется гораздо выше меня, сидящего на холодном, вагонном полу (хотя, быть может, не намного выше). Я смотрю на нее снизу и теряюсь в догадках: что же изменилось? Казалось, полчаса назад все было иначе. Гвендолин была обычной Гвендолин, но в то же время вызывала во мне всплеск эмоций. Но сейчас Гвендолин кажется мне кем-то тем, с кем я пережил войны, катаклизмы, ссоры и разлуки. К счастью, я нахожу этим чувствам оправдание. Я только что проснулся, и мой разум еще дремлет. Что ж, не самое подходящее время для дремоты, учитывая предстоящий прыжок, который мы должны будем совершить приблизительно через несколько минут. Гвендолин громко покашливает и одной рукой берется за горло, демонстрируя болезненные ощущения. Ее лицо выглядит напряженным, а взгляд ее сосредоточен на закрытой дверце вагона. Кашлянув еще раз, я интересуюсь:
― Болит?
Грустно вскинув брови, она кивает и подходит чуть ближе к двери. Во мне автоматически срабатывает сигнал о небезопасности, который заставляет меня подняться и подойти к ней, чтобы уберечь от какой-либо неосторожности. Ее голова задирается, а глаза продолжают безжалостно будить во мне воспоминания. Она повзрослела, изменилась, но глаза остались прежними. О, этот невероятный голубой цвет глаз, цвет бесконечного моря, которое наполнено жизнью. Эту жизнь я вижу в глазах Гвендолин. И видел в первом часу после ее рождения. Сейчас эти глаза блестят не только жизнью, так и манящей меня, но и некими искрами, которые выдают в ней храбрость, унаследованную от брата. Хотя, не все так храбро, как я мог ожидать. Она снова схватилась за мою руку, когда я открыл дверь вагона и приготовился к прыжку. А чего же ожидал я? Маленькая девчонка, наверное, второй раз едет в поезде. И сейчас так безрассудно выпрыгнет из вагона, последовав за мной? Вздор.
― Не бойся, ― в последний раз взглянул на нее перед прыжком. ― Если хорошо натренируешься, в будущем тебе будет проще добраться до новой фракции, если выберешь Бесстрашие.
Вот и подошло время, чтобы покинуть поезд. Я проверяю, крепко ли она держится за мою руку и, не оттягивая ни секунды, отталкиваюсь правой ногой и совершаю прыжок. Мгновение, и я уже бегу по твердой земле, дабы не потерять равновесие. Затем отпускаю руку, и Гвен твердо стоит на ногах. А я-то думал, она снова упадет. Странно. Осмотревшись, я понимаю, что сейчас мы находимся недалеко от района Эрудиции. Город очень хорошо знаком мне, но, несмотря на это, сейчас я сомневаюсь в своих знаниях о ее месте проживания, хотя бывал там очень часто.
― Где ты живешь? ― не успеваю я спросить, как она снова хватает меня за руку и бодро тянет в сторону высотных домов, сверкающих, как рождественская елка.
― Вон там! ― резво отвечает она, обернувшись на меня. ― Пошли, чего встал?
Чертова симулянтка. Обманщица. Я прекрасно знал, что она в состоянии ходить и без палки, и в состоянии запрыгнуть в поезд. Единственной преградой послужил бы лишь страх. Именно он не позволил бы Гвендолин успешно запрыгнуть в поезд, хотя на такой случай она могла бы воспользоваться моей помощью. Я непременно желаю высказать ей все мысли, что накопились во мне всего за одну секунду, но моя совесть, которая практически инвалид, не позволяет мне того. Детские шалости. Что еще можно ожидать от одиннадцатилетней девчонки? Радуется, улыбается, тащит меня за руку к высотному зданию, располагающемуся неподалеку от моей старой квартиры, в которой я прожил все свое отчаянное детство. Гвендолин снова оборачивается, и я замечаю ее сверкающую улыбку на лице, такую радостную и игривую, что у меня складывается впечатление, что мое общество неприятно ей, и она желает как можно скорее избавиться от меня. По сути, так оно и есть. Я не ее возраста мальчишка, чтобы составить компанию, поддерживая дружескую атмосферу.
― Вперед смотри, ― даю ей весьма разумный совет.
Гвендолин отворачивается и отпускает мою руку. Так мы преодолеваем еще десятки метров, и наконец, доходим до ее дома. Ранее я был здесь постоянным гостем, как и мои друзья. Ее брат ― Льюис, очень хорошо умел сохранять дружбу на протяжении не одного года. Я испытал его преданность на себе. Мы познакомились в раннем детстве, и наша дружба оборвалась лишь тогда, когда не стало самого Льюиса. Мы подходим к хорошо знакомой мне парадной двери высотного дома, и Гвендолин снова оборачивается на меня и уже хочет что-то вымолвить, как вдруг, спотыкается о ступеньку и падает (признаюсь, не раз сам спотыкался об нее в свое время).
― Я же говорил, ― пожимаю плечами. ― Под ноги смотри, ― протягиваю ей руку, чтобы та поднялась.
Гвен ухватилась за мою руку своей ледышкой и поднялась, виновато взглянув на меня. Ее глаза наполняются океаном, хотя пускать слезы, в общем-то, не из-за чего. Я опускаю ее ледяную руку, и мы оба заходим в дом, насыщенный контрастной абстракцией. Подойдя к лифту, я нажимаю кнопку вызова, и мы принимаемся ждать. Мучительная тишина царит между нами около пяти секунд, пока двери лифта не открываются и Гвендолин первая не заходит в кабинку. Зайдя следом за ней, я наблюдаю невероятно безумную, но в то же время чудную картину: малявка прыгает, пытаясь дотянутся до нужной кнопки, а именно двадцатой сенсорной кнопки снизу. Улыбнувшись, я самостоятельно нажимаю кнопку этажа, на котором проводил много времени в юношестве.
― Как ты узнал? ― щурится она, прекращая какие-либо попытки самостоятельно нажать кнопку.
― Мысли прочел, ― тяжело вздохнув, облокачиваюсь об стенку лифта и смотрю на экран, показывающий расположение лифта. Первый, второй, третий, четвертый, пятый, шестой, седьмой, восьмой, девятый, десятый, одиннадцатый… Мы остановились. Я ожидал, наверное, увидеть на лице Гвендолин испуг, заглянуть в ее глаза, наполненные страхом, но вместо всего этого девочка хитро улыбается, а затем произносит:
― Мы застряли.
Несколько секунд я смотрю на Гвендолин, а затем перевожу взгляд на красную аварийную кнопку, и уже хочу нажать на нее, как вдруг случайно читаю надпись сверху:
«Уважаемые жильцы! Просим не использовать аварийную кнопку в случае остановки лифта на одиннадцатом этаже. В связи с техническими неполадками, лифт может сохранять состояние покоя в течение нескольких секунд. Приносим извинения за доставленные неудобства».
И тут я ловлю лисий взгляд Гвендолин, ее уголки губ дергаются и желают мне что-то сказать. На этот раз я даю ей высказаться.
― В последнее время он часто застревает на одиннадцатом, ― пожимает своими хрупкими плечами и расплывается в еще больше хитрой улыбке, ―, но ты не бойся, мы не умрем. Я не позволю тебе погибнуть.
И лифт снова едет.
― Я же сказала, ― с самодовольной ухмылкой произносит она.
Проигнорировав ее ребячество, мы выходим на площадку, где расположена всего одна железная дверь ― дверь в роскошную квартиру Гвендолин. Она шустро выбегает из кабинки и принимается звонить в квартиру. Думаю, за долю секунды ей удалось потревожить кнопку вызова уже около десятка раз, хотя это еще мягко сказано. Гвендолин продолжает тыкать кнопку своими тонкими пальцами, но вскоре отходит от двери и, фыркнув, скрещивает руки на груди.
― Глухая свинья, ― ворчит девочка. ― Открывай же, ну!