Обреченные лица родителей, которых изгнали из Купола в Туман за неподобающее поведение и слишком яркие эмоции, не давали мне спать ночами с детства.
— Жестоко, но честно, — бледнеет Дан. — Так мне, влюбленному дураку, и надо.
Отворачивается, молчит, а потом аккуратно сдвигает меня на ложе, встает и быстро одевается. Возвращается. Смотрит на меня долго-долго. Наклоняется. Целует в лоб. Шепчет тихо:
— Не я первый оставляю здесь свое сердце.
Я касаюсь его щеки пальцами и вдруг понимаю, что если не увижу Дана снова, мне будет очень плохо. Очень-очень плохо. Так плохо, как никогда до этого.
— Не уходи.
— Я умру через сорок минут, ледышка, — со странной улыбкой на губах говорит Дан. — Какой тебе толк от моего трупа?
— А тебе от моего? — сажусь на постели я. — Туман растерзает меня на твоих глазах. Ты этого хочешь?
— Если ты любишь меня, если веришь и хочешь быть вместе долго-долго, то пройдешь сквозь Туман со мной рука об руку.
— Я не знаю, что значит «любить».
— Знать не обязательно, достаточно чувствовать, — целует меня в губы Дан и выпрямляется. — Знакомство с тобой стоило мне очень дорого, но я ни о чем не жалею. Будь счастлив, Палладиус.
Дверь спальни бесшумно отъезжает в сторону. Дан выходит, а я сижу на постели, смотрю ему в спину и с каждым его шагом теряю возможность дышать. Легкие горят огнем, предметы вокруг становятся расплывчатыми, глаза щиплет, я протираю их руками и вдруг понимаю, что они мокрые. Слезы? Я плачу? Я никогда не плакал. Это же невозможно! Но капли скатываются по щекам, и их невозможно игнорировать, как и звук закрывшейся за Даном двери.
— Постой! — кричу я, но воздуха в легких нет, горло сведено судорогой, а потому мой хрип толком не слышу даже я сам.
Мертвая тишина повисает вокруг, холодный воздух привычно понижает температуру тела, сердце стучит все медленнее, а огонь, зажженный во мне Даном, затухает. Я не могу этого терпеть. Без Дана в моей жизни нет смысла, и не важно, настоящий он или придуманный. Если мне суждено умереть в Тумане, как моим родителям, так тому и быть.
Я встаю с постели, разгоняя кровь усилием воли, смахиваю застывшие льдинки слез со щек, тороплюсь, делаю одновременно несколько дел, а потому трачу куда больше времени на одевание, чем обычно. Открываю дверь, прячу книгу, с которой все началось, в нагрудном кармане и бросаюсь в снежный буран сломя голову.
— Дан! Подожди!
…
Я подбегаю к Вратам за миг до закрытия: вставляю в щель ногу, борюсь с древним механизмом и умудряюсь-таки протиснуться за пределы Купола. Врата закрываются за моей спиной, навсегда отрезая меня от привычного мира.
— Дан! Постой! — кричу я и бегу по старинной, потрескавшейся от времени черной асфальтовой дороге к непроницаемой серой мгле, сотни лет назад поглотившей нашу планету.
Высокая мужская фигура смутно виднеется вдалеке, и я ускоряю бег, в надежде догнать Дана до того, как он перешагнет черту, разделяющую жизнь и смерть. Я не смогу шагнуть в Туман без него. Я хочу держать его за руку, когда Туман начнет рвать меня на части. Я хочу видеть лицо самого дорогого мне человека в последние мгновения своей жизни.
Легкие горят огнем, сердце бьется в ушах, перед глазами мельтешат черные точки, и я останавливаюсь, не в силах не то что бежать — идти дальше. Кричу из последних сил, срывая голос:
— Дан, подожди!
Он не слышит и медленно идет к мосту, за которым ничего, кроме вечного Тумана, нет. Еще пара шагов — и я никогда его больше не увижу. Это невыносимо.
— Пожалуйста, — падаю на колени я. Хриплю, глотая непривычно-горячий воздух. Смотрю ему вослед. — Не оставляй меня…
Дан останавливается на середине моста, смотрит на запястье, а потом стискивает перила моста руками, запрокидывая странно-белое лицо к бездонному звездно-черному небу:
— Двадцать минут. Мгновение счастья рядом с любимым против вечности без него. Я прожил достаточно долго, чтобы принять правильное решение. Лучше умереть от любви, чем от тоски.
— Дан… пожалуйста…
Ноги не слушаются, но я все равно встаю. Я не могу не встать, потому что Дан поворачивается ко мне лицом и начинает спускаться с моста в мою сторону.
— Дан…
— Палладиус!
Мгновение — и я в его руках. Он что-то говорит, целует меня, тормошит, но сознание гаснет. Слишком много эмоций разом. Слишком жарко. Слишком тяжело дышать.
— Будь со мной, любимый, — подхватывает меня на руки Дан. — Ты уже совершил невозможное, осталось потерпеть совсем немного. Ну же, не теряй сознание! Поговори со мной!
— О чем? — хриплю я.
— О будущем. Расскажи, о чем ты мечтал до встречи со мной. Ты ведь мечтал?
— Мечтал.
— О чем? — не дает мне уплыть в никуда Дан и ныряет в Туман с головой. Бежит в непроглядной тьме черт знает куда.
Я обнимаю его, чувствую бешеный пульс на его шее лбом и улыбаюсь смерти в лицо:
— О желтом солнце… о зеленой траве… о голубом… небе… о… тебе.
…
Я просыпаюсь от того, что моим глазам становится нестерпимо больно. Накрываю лицо руками, отворачиваюсь.
— Прости, прости! — говорит кто-то. Чем-то жужжит — и там, где я нахожусь, становится намного темнее. — Я закрыл шторы, можешь открывать глаза.
Я осторожно убираю руки от лица. Медленно разлепляю веки. Передо мной стена. Я касаюсь ее пальцем, вспоминая. Кажется, этот цвет называется бежевым.
— Палладиус, посмотри на меня.
Я поворачиваюсь и вижу перед собой…
— Отец?!
— Мальчик мой, — падает на колени перед моей кроватью сильно изменившийся, но все равно узнаваемый человек из моего прошлого. — Ты смог выбраться из Ледяного ада. Смог! Я счастлив, как никогда в жизни. Моя благодарность Дану не имеет границ.
— Где он? — желание увидеть самого дорогого мне человека поднимает меня на ноги мгновенно.