— Ишь ты! У нас в больничке целое отделение таких — свободных коек не бывает! В основном — депрессивные подростки. Безответная любовь, туда-сюда. Правда они и не режутся толком, а так, балуются. У этого твоего приятеля, я смотрю, всё по-серьёзному… На-ка! — она берёт ладони Пауля в свои и передаёт их понемногу преходящей в себя Катарине. — Держи на весу и не отпускай. А я пока порезы перевяжу. Через двадцать минут ослабим жгут.
Она рвёт на полосы снятый со Шнайдера манипул, приглядываясь ещё и к цингулуму, но тот для дела жестковат. Разворотив литургическое облачение отца Кристофа, она попутно ощупывает и его самого — мышцы в явном гипотонусе, глаза открыты и, кажется, они сухие.
— Слушай, он в анабиозе каком-то. Не знаешь, что бы это могло быть? Он по веществам не того… Не употребляет? Ран на теле вроде нет…
— Штеффи! — неуместно бодрый тон подруги бодрит и Катарину. — Мне всегда казалось, что он болен чем-то неврологическим… Но подробностей я не знаю.
— Если так, то всё серьёзно. Как ему помочь — ума не приложу, — заключает санитарка, завязывая последний белый бант на ландерсовском запястье. — Обоим нужно в больницу. Но как мы дотащим их до твоей машины?
Цветные витражи церковных окон вдруг озаряются вспышками — желтоватыми и невыносимо яркими. Так в кино показывают свет, льющийся с борта ненароком пришвартовавшейся где-нибудь в американской глубинке летающей тарелки. Девушки, не сговариваясь, обращаются к окнам, заслонив глаза руками. Внезапная вспышка парализует — такой свет уж точно не предвещает ничего хорошего!
— Открывайте двери! Мы всё знаем о вашем культе! Судья уже подписал ордер — скоро здесь будет полиция. Всё закончено. С нами журналисты. Вам не уйти. Общественность должна узнать правду! Выходите! Возможно, это ваш последний шанс высказаться во всеуслышание!
Катарина расслабленно опускает глаза — эти визитёры не по их душеньки. Керпер подоспела, да сегодня с ней не пара внедорожников, а целая боевая гвардия. Это их машины слепят фарами дальнего света. Бежать на второй этаж к коридорному окошку, чтобы рассмотреть подробности, времени нет. Если фрау не блефует, и полиция и впрямь в пути…
С улицы раздаётся выстрел. За ним тишина — на мгновение заткнулись все, кажется, даже моторы автомобилей самопроизвольно заглохли. И тут же вопль: “Они подстрелили Маркуса!”. Кто такой Маркус, Катарина не знает. Наверняка кто-то из общественников. Но вот Гюнтера с двустволкой она видит отчётливо — сквозь стены, сквозь витражи. Она видит его в своей голове — обратившись архаичным страхом, он, кажется, там уже поселился. Двор наполняется голосами. Судя по мелькающим теням, завязывается неслабая потасовка. Местные никого не пустят внутрь — ведь там живой (пока ещё) свидетель всех их бесчинств. И в стремлении скрыть правду они пойдут до конца.
Штеффи, прикрывшая Шнайдеру, живому покойнику, веки — чтобы совсем не высохли, теперь с удивлением наблюдает за подругой. Катарина задирает платье чуть ли не по грудь и шарит у себя в трусах. Наконец выудив из необычного хранилища телефон, она чуть ли в сердцах не бросает его на пол. Она хотела позвонить, но забыла, что все номера утеряны! Безо всякой надежды она лезет в карман брюк отца Кристофа, по ходу удивляясь, какой он, Кристоф, мягкий, и с радостным визгом извлекает оттуда его телефон. Недолго копаясь, она жмёт на первое в списке контактов имя и ждёт ответа.
— Алло? — женщина, которой принадлежит голос, явно напугана — она не ждала позднего звонка. — Кристоф, не молчи!
— Агнес, здравствуйте. Это сестра Катарина, мы встречались с Вами в мае, на дне рождения Вашего брата. Слушайте внимательно, и прошу, примите мои слова серьёзно. Если Вам дорога жизнь Кристофа и жизнь его друга, приезжайте в приход немедленно! Но будьте очень осторожны, поезжайте в объезд, старайтесь никому на глаза не попадаться. Я буду ждать Вас у заднего входа. У заднего, слышите?
Она наговорила бы ещё много чего, но вместо этого решила нажать на сброс. Остаётся надеяться, что Агнес всё поймёт…
Пока баталии у закрытых церковных дверей переходят в боевую, воистину ожесточённую фазу, женщины перетаскивают своих подопечных поближе к задней двери. Сперва Кристофа, чуть не надорвавшись по дороге, затем Пауля — тот хоть и полегче, но у него неприкасаемые руки — приходится тащить буквально волоком. Закончив, они, обтекая потом и закашливаясь в одышке, берут перерыв. Катарина устраивается возле двери — здесь пока тихо, и, прислонившись к ней ухом, она вслушивается, не зашумит ли поблизости мотор. Если Агнес не приедет — им, им всем, конец. Конечно, она ещё может уйти с подругой… Хотя — нет, не может. Настоятелей она не бросит. В это время Штеффи возвращается в молельный зал. У неё здесь осталось одно незаконченное дело.
Катарина прикидывает в уме: по пустым ночным дорогам от Нюрнберга до Рюккерсдорфа не более сорока минут езды. Плюс время на сборы. Плюс… Прошло около часа, в двери церкви уже почти ломятся. Выстрелов больше не раздавалось, зато криков и визгов — сколько угодно. У крыльца за задней дверью тормозит автомобиль. Катарина и вернувшаяся к тому времени Штеффи льнут к замочной скважине, не смея шелохнуться.
— Сестра Катарина, это Агнес.
Распахнув дверь, женщины, ничего не объясняя, выскакивают на улицу, предоставив сестре Кристофа и прибывшему с ней мужчине — по-видимому, её мужу, разбираться с двумя неподвижно лежащими на пороге телами самостоятельно. Они бегут к пролеску — для того, чтобы добраться до мерседеса и покинуть это чёртово место, пока здесь не началась настоящая бойня, им нужно пересечь всю деревню. А там шум и гомон — люди продолжают стекаться к церкви. И женщины уже не очень тщательно скрываются — сюда съехалось столько чужаков, что на них двоих, дай Бог, никто не обратит внимания.
— Стой! — замерев на неосвещённой тропинке между двумя просторными подворьями, огороженными крепкими деревянными заборами, Катарина цепляет подругу за руку.
— Ну что ещё? Если поторопимся, у меня есть шанс даже вздремнуть перед сменой…
— А Клемен?
— Кто?
— Мальчик, которого готовили в жертву! Нужно забрать его с собой!
— Ты совсем чокнулась, подруга? — теперь уже череда Штеффи хватать Катарину за руку. — И где ты его найдёшь?
— Я знаю адрес — я же просматривала дело об усыновлении! Их дом — первый на въезде…
— А потом что? Брось! Пускай полиция разбирается! Это не наша забота!
— Полиция? А если будет поздно? Ты же сама видела, что здесь творится… Штеффи? Вспомни Александра! Ему-то никто не помог…
При упоминании имени брата Штеффи меняется в лице.
— Похоже, перед сменой я так и не посплю. Веди к первому дому.
Комментарий к 24. Беглецы и беглянки
*А ему Он сказал: встань и иди, тебя исцелила вера твоя.
(Св. Евангелие от Луки 17:19)
========== 25. Задачи и решения ==========
Дом Веберов стоит обособленно, в стороне от основной массы деревенских построек; окружённый обширными владениями, он почти теряется в тени плодовых деревьев. Участок земли правильной квадратной формы огорожен невысоким деревянным забором: перемахнуть через такой — раз плюнуть, но девушки сперва тщательно прислушиваются, вжимаясь ушками в зазор между свежевыкрашенными досками. Тихо. Если бы на участке водился пёс, он уже давно бы поднял на ноги всю округу — псы свою территорию блюдут и чужаков чуют за версту. Перебравшись через изгородь, лазутчицы направляются к дому: свет в окнах указывает им путь, а пышные яблони скрывают их тени. Подкравшись к ближайшему окошку, они, затихарившись, пытаются разглядеть хоть что-нибудь сквозь лёгкие белые занавески. Дом огромен, но в нём всего один этаж — необычная для этих мест планировка жилища. Ни звук, ни шорох не выдают присутствия в доме хозяев. Неужели они уже у церкви — присоединились к односельчанам, и мальчик с ними?
— Ты на шухере, а я попробую пробраться внутрь, — Катарина шепчет почти беззвучно, и ответом ей служит красноречивый жест: Штеффи выразительно крутит пальцем у виска. — Но как тогда? Нужно узнать, здесь ли ребёнок!
— Ладно. Вместе полезем. Но чуть караул — сразу бежать. И ещё… Не будем исключать того, что хозяева держат в доме ружьишко — от местных чего угодно ожидать можно!
Обменявшись кивками, дамы крадутся к двери. Заперто. А на что, собственно говоря, они рассчитывали? Разочарованно хмыкнув, Штеффи делает шаг назад, и ветхая доска под её ботинком звучно поскрипывает. Деревянное крыльцо, надо бы аккуратнее топтаться…
— Кто там? Родителей нет — они ушли прогонять чужаков.